Роман фон Раупах - Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Рассказ Бурцева произвел на Лопухина ошеломляющее впечатление. Он, конечно, не подозревал, что Азеф, отправляя одной рукой своих товарищей революционеров на виселицу, другой рукой направлял бомбы, растерзавшие Великого Князя и министра Плеве. Под умелым напором Бурцева, Лопухин назвал ему имя инженера Евно Азефа и впоследствии подтвердил это в Лондоне перед двумя членами центрального комитета партии социалистов-революционеров.

Результатом этих встреч были два суда: в Петербурге над Лопухиным и в Париже над Азефом 84 .

Суд сенаторов усмотрел в лондонской встрече Лопухина и сообщении им членам центрального комитета сведений об Азефе не более и не менее как доказательство принадлежности самого действительного тайного советника Лопухина к партии социалистов-революционеров, и за это приговорил его к каторжным работам.

«После этого приговора, — пишет граф Витте в своих воспоминаниях, — премьер-министр Столыпин приказал выдать председателю суда сенатору Варварину 85 из секретного фонда пять тысяч рублей».

Парижским судьям посчастливилось меньше. Когда члены центрального комитета партии, явившись на квартиру Азефа, сообщили ему о собранных Бурцевым уликах, он стал путаться в ответах и давал противоречивые объяснения, но скоро, овладел собою и, обратив эту растерянность в пользу, заявил, что тяжесть обвинения лишают его возможности собраться с мыслями. Чтобы привести их в порядок и подготовить объяснения, он просил предоставить ему суточный срок.

Обаяние и авторитет Азефа были так велики, что судьи, несмотря на имевшиеся у них совершенно несомненные против него улики, все же поверили в возможность их оправдания и просьбу его уважили.

Оставшись один, Азеф спешно уложил чемоданы и из-за спущенной шторы долго следил за всеми прохожими, боясь, что удалившиеся судьи поджидают его на улице. Только в половине четвертого ночи, убедившись что простодушные члены центрального комитета разошлись по домам, он простился с детьми и покинул квартиру.

Жена проводила его до вокзала, уверенная, что он едет в Вену, чтобы собрать там необходимые для своей реабилитации документы. В действительности он ехал в провинциальный германский городок, где в то время проживала у своей матери его подруга из кафешантана. В гостях у нее он пробыл недолго, и получив от генерала Герасимова несколько подложных паспортов, отправился путешествовать. Они побывали в Италии, Греции, в Египте, а когда наступило жаркое лето, объездили Швецию, Норвегию и Данию. По возвращению в Германию, в лучшей части Берлина была нанята большая квартира, куплена дорогая обстановка, и Азеф, записавшийся биржевым маклером, стал заниматься ценными бумагами. Своей сожительнице он тогда говорил, что денег у него на их век хватит, и ни в чем себе не отказывал. Конец этой прекрасной жизни наступил только на второй год войны. Какой-то немец, знавший Азефа по его прежней революционной деятельности, встретился с ним в кафе и сообщил об этом полиции. Последовал арест и как ни старался Азеф доказать немцам, что он не только никогда не был революционером, но наоборот служил секретным агентом в департаменте полиции, его продержали в тюрьме до заключения перемирия с Россией.

В письмах своих из тюрьмы, рисуя себя глубоко верующим и умудренным жизненным опытом человеком, Азеф наставляет бывшую кафешантанную звезду: «Не презирай людей, не ненавидь их, не высмеивай их чрезмерно, — жалей их». Или: «После молитвы я обычно радостен и чувствую себя хорошо и сильным душою. Даже страдания порой укрепляют меня. Да, и в страданиях бывает счастье, — близость к Богу. В наше тревожное, торопливое время человек обычно забывает то лучшее, что в нем заключено, и лишь страдания дают ему блаженство, заставляя с лучшей стороны взглянуть на себя и покорно приблизиться к Богу».

Но это смирение и резиньяция были лишь обычным азефовским лицемерием, угрызений совести он не испытывал никаких. «Меня постигли несчастие, — писал он, — величайшее несчастие, которое может постигнуть невиновного человека, и которое можно сравнить только с несчастием Дрейфуса 86 ».

Два года пребывание в тюрьме подорвали здоровье Азефа и через несколько месяцев после выхода из нее он умер от болезни почек.

Шансонетная певица похоронила его на кладбище в Вильмерсдорфе. Биограф «великого провокатора» Б. Николаевский 87 рассказывает, что посетил вместе с нею его могилу. «Могила не заброшена, обнесена железной оградой, — цветы, кусты шиповника в цвету, две маленькие туйи, видна заботливая рука. Госпожа N не забыла Азефа, о нем она вспоминает с большой любовью и, по ее словам, часто ходит на могилу. Но на последней нет никакой надписи, — только кладбищенский паспорт: дощечка с номером места 446. Госпожа N сознательно решила не делать никакой надписи: „знаете, здесь так много русских, часто ходят и сюда. Вот видите рядом, тоже русские лежат. Кто-нибудь прочтет, вспомнит старое, может выйти неприятность. Лучше не надо“».