Роман фон Раупах - Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Совершенные генералом Кошелевым судебные убийства были такой же чудовищной нелепостью, и русский обыватель жестоко заплатил впоследствии за пролитую им в Латвии кровь. Судьи латыши Петерс 43 и Лацис 44 действовали по приемам, которым их научил русский генерал.

Год спустя, когда Кошелев, закончив свою деятельность в Риге, уже собирался ее покинуть, к нему на улице подошел ученик Митавской гимназии и, выстрелив в упор в генерала, тут же застрелился сам. Пуля пробила Кошелеву щеки и, поранив язык, навсегда лишила его речи.

Уроженец Прибалтийского края, барон Меллер-Закомельский 45 был желателен немецкому дворянству, пока в крае была смута, которую он усмирял не только оружием, но и розгами. Произвол его в денежном отношении был менее желателен, а потому с наступлением спокойствия немецкое дворянство через своих представителей при дворе потребовало его удаления. Меллер был отозван и назначен членом Государственного совета.

Впоследствии, когда в Чрезвычайной следственной комиссии 46 мне пришлось познакомиться с Архивом министра юстиции Щегловитова 47 , я, между прочим, нашел в нем переписку о возбуждении против Меллера уголовного преследования. Исхлопотав Высочайшее разрешение на продажу одного майоратного имения, барон по секретному соглашению с перекупщиком показал в купчей крепости продажную сумму на 210,000 рублей менее им действительно полученной, и эту сумму не внес в неприкосновенный майоратный капитал, а присвоил ее себе. Узнав об этом, правопреемники барона возбудили уголовное дело, и члену Государственного совета барону Меллер-Закомельскому было предъявлено обвинение в мошенничестве и утайке крепостных пошлин.

Министр юстиции Щегловитов в докладе Государю предлагал ввиду заслуг Меллера уголовное преследование против него прекратить, с тем, однако, чтобы он внес утаенные 210,000 рублей майоратный капитал и уплатил крепостные пошлины. Указывалось в этом докладе так же на несоответствие поступка Меллера высокому званию Члена Государственного Совета.

Государь с министром не согласился и приказал все дело прекратить без всяких условий и последствий.

Создавшиеся делом Иоссельсонов отношения с генерал-губернатором делали мое дальнейшее пребывание в Балтийском крае невозможным, но мер к изменению положения вещей мне принимать не пришлось, так как на другой день после казни обвиняемых я получил предписание выехать из пределов края с первым отходящим поездом.

Военный суд пользовался правом независимости и генерал-губернатору не подчинялся. Данное мне предписание было поэтому незаконным, а способ, которым предлагалось это осуществить, кроме того и неприличным.

Я одел мундир и поехал к Меллеру во дворец. Служебный прием уже окончился, и я просил принять меня в экстренном порядке. Ушедший с докладом дежурный чиновник скоро вернулся и сообщил что генерал-губернатор отдыхает, и будить его он не решается.

«А Вы слышали, полковник 48 , — сказал он, — что недавно один священник приходил жаловаться, так его высекли. Ведь в известном возрасте и положении легче бывает молча снести такого рода неприятность, чем разгласить ее жалобой».

Я, конечно, не допускал и мысли, что чиновник получил поручение напомнить мне о постигшей священника «неприятности». Но на всякий случай все же счел более целесообразным губернаторского сна не тревожить и из вотчины его выехать безотлагательно.

Высылкой из края, конечно, Кошелев и Меллер не ограничились. Первый из них написал Главному военному прокурору 49 , а второй — министрам военному и внутренних дел, что принятая в отношении меня экстренная мера вызывалась тем сочувствием адвокатуре, которое я неизменно проявлял и благодаря которому дела оставались без обвинителя, что «совершенно не допустимо в суде, предназначенном содействовать высшей власти в усмирении революции».

Такая аттестация ставила перевод мой в Петербург под вопрос, а между тем там уже находилась и устроилась моя семья 50 .

Как это часто бывает, решающим фактором стала простая случайность.

В городе Вильно были зверски зарезаны всем известный и очень уважаемый судья Россицкий 51 и его жена.

Рано утром, когда прислуга ушла на базар, а жена судьи, встав с постели, направлялась в кухню, на нее набросился их слуга Авдошко и ударом ножа в область сердца убил ее наповал. Россицкий, разбуженный падением тела, выскочил из кровати и, безоружный, стал отбиваться от слуги, наносившего ему удары ножом. На крики отца прибежала его пятилетняя дочь Ванда и, хватая Авдошко за руки, стала просить его не бить ее папу. Он оттолкнул ее, и борьба продолжалась, пока ослабевший от потери крови судья не упал, и Авдошко не перерезал ему сонную артерию. Взломав затем все ящики и перерыв весь гардероб убитого, он связал все, что было в квартире ценного в узел, и ушел, но до того запер девочку Ванду в комнате, где лежал труп ее отца, а ключи от этой комнаты и выходной двери квартиры взял с собой.