Коллектив авторов - Регионы Российской империи - идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

На протяжении XVIII века московские текстильные фабрики также выпускали шерстяные, хлопковые и – в меньшей степени – льняные ткани, а также готовые предметы одежды. Если большая степень автоматизации была недоступна, производство велось в больших мастерских при помощи самопрялок и ткачей, работавших парами на больших ткацких станках (до изобретения самолетного челнока, который убыстрил процесс, сделав его при этом более опасным). Все эти крупные мануфактуры размещались в Москве не потому, что в других городах выпускать продукцию такого же или лучшего качества было невозможно, и не потому, что в Москве производство было более экономичным. Производство было развернуто в Москве с таким размахом, поскольку его главной целью было обеспечение огромной российской армии и флота: ткацкая промышленность в Москве превратилась в специализированную индустрию, тесно связанную с потребностями государства, а не нуждами рынка [96].

Как уже упоминалось, ручное производство ткани (вязание) было схоже с производством шелка (ведь шелковые чулки часто именно вязали), однако существовал ряд технологических особенностей. Круговые вязальные машины в Москве были устроены еще Петром I в 1704 году, так что можно было бы назвать вязальную индустрию одним из самых ранних механизированных производств в стране [97]. Тем не менее носки и наголенки чулков, как и пальцы перчаток, все равно приходилось довязывать вручную вплоть до ХХ века. Это делало промышленное вязание одним из самых первых модернизированных текстильных производств и одновременно одной из наиболее традиционных моделей выработки [98]. Для Москвы это означало, что шелкопрядильные фабрики и небольшие мастерские, где на механических вязальных машинах изготавливались шелковые или шерстяные трубчатые заготовки для чулок и перчаток, находились в постоянном, фактически ежедневном контакте с крестьянками, которые вязали дома, время от времени прерываясь на другие занятия. Иными словами, в этом случае мы видим, что фабрики и мастерские, являвшиеся примером городского производства, существовали задолго до так называемой протоиндустриальной стадии, при этом они взаимодействовали с крестьянками, которые сдавали готовую продукцию за деньги посредникам (пример кустарного производства, связанного со стадией протоиндустриализации). Крестьянки продолжали вязать чулки и перчатки у себя дома еще и в ХХ веке. Даже сейчас бесшовный и эластичный вязаный носок или перчатки, которые сгибаются под любым углом, а значит, позволяют любое движение, можно сделать только вручную – ручное вязание создает товар лучшего качества, а изделие, произведенное механическим путем, к тому же придется сшивать на станке.

В этой статье описано лишь несколько региональных примеров – от поместного производства в Иваново – Тейково до ремесленного в Оренбурге, от урбанизированного промышленного производства в Иваново после отмены крепостного права до столь же урбанизированного и схожего по структуре, но явно работающего под надзором государства московского шелкопрядения, которое не только велось на городских фабриках, но и было тесно связано с ручным вязанием в деревнях. Мы уже знаем, что идея протоиндустриализации определяет или объясняет далеко не каждый экономический феномен и не подходит для описания каждого из приведенных примеров. В качестве более конкретной альтернативы я предлагаю новый термин – «параиндустрия». Он описывает лишь специализированную организацию труда и выведения товара на рынок, освобождая эти факторы от привязки к определенной «стадии» развития производства. «Параиндустрия» не предполагает движения от менее развитой «стадии» к более развитой, не требует постоянной, все более усложненной механизации (последняя во многих случаях необязательна, а для некоторых видов продукции – вредна). Другие признаки протоиндустриализации в ее традиционном понимании при этом могут сохраняться. В целом параиндустрию можно определить как набор признаков, которые способны проявляться в конкретный исторический момент в любом производстве. К таким признакам можно отнести: организацию труда через его разделение на специализированные виды работ, требующие квалификации; организованное управление процессом (самоконтроль или внешний контроль, координация отдельных процессов); организованную стратегию сбыта – для того чтобы продукцию не только довести до локального потребителя, но и «брендировать» ее как обладающую особыми свойствами и потому пользующуюся более широким спросом. Такой «брендинг» делает продукцию привлекательной для покупателей не только в регионе, где она произведена и где есть люди, способные судить по опыту о ее качестве или получить информацию напрямую от производителя. Конечно, брендинг – это современное понятие. Однако очевидно, что сама идея брендинга появляется в тот момент, когда регион или производитель впервые становится известен в связи с конкретной продукцией. Я полагаю, что идея брендинга была вполне понятна задолго до начала XIX века и зависела не от механизации производства или организации труда, а от прибыли и «экономического успеха». Брендинг далеко не всегда регионален, но terroir [99]конкретной продукции (ассоциирование свойств товара с характеристиками места, где он произведен) формирует мотивацию к покупке конкретного товара. Возникает своеобразный экономический «трюк», который, надо сказать, намного хитрее, нежели тот, при помощи которого несколько прях или ткачих, производящих не менявшийся столетиями набор действий, переводятся в одну большую комнату, которая с этого времени именуется «фабрикой».