Йоханна Катрин Фриксдоттир - Валькирии. Женщины в мире викингов

Сам факт передаривания плаща имеет в данном случае решающее значение. Если Флоси откажется мстить, он автоматически становится подлецом ( níðingr ), попирающим нравственные законы перед лицом Бога и своих собратьев. Хильдигунн отлично справилась с ролью: Флоси сначала багровеет, потом бледнеет, а затем уходит, обращаясь к племяннице с такими словами: «Страшный ты человек! Ты хочешь, чтобы мы взялись за дело, которое сулит нам всем несчастье. Правду говорят, что гибельны советы женщины». Тем не менее перспектива быть опозоренным для него невыносима. На альтинге разгорается перебранка, которая заканчивается отказом Флоси от компенсации, поджогом дома Ньяля и смертью множества невинных людей.

Этот эпизод давно привлекает пристальное внимание как читателей, так и критиков, которые склонны толковать его по-разному. Одно из мнений сводится к тому, что персонаж Хильдигунн делает ровно то, чего люди эпохи викингов были склонны ожидать от женщины в ее положении. Тот факт, что она почти никак не реагирует на смерть мужа, а все эмоции «приберегает» для сцены подстрекательства, говорит лишь о том, что она все тщательно спланировала, при этом следуя вполне традиционной модели поведения. Она не отказывается от громких стенаний с распущенными волосами, которые являются непременным атрибутом горюющей вдовы как в других сагах, так и в поэзии, она просто подбирает для этого более подходящий момент. Эта традиция, кстати, противопоставляется модели мужского поведения, согласно которой любое горе требуется сносить в стоическом молчании. Восхвалять умершего мужа в самых высокопарных выражениях и взывать к чести родственников-мужчин было, как считают эти же исследователи, делом обыкновенным. Большинство саг и поэм, в которых описаны похожие случаи, дошли до нас лишь в списках XIII века, но есть и более ранние доказательства этой теории. На руническом камне эпохи викингов в местечке Бёлльста, находящемся в шведской провинции Уппланд, есть такие слова: «Гирид / любила своего мужа. / Об этом будет ее плач» [387] U 226. . Слово «плач» ( grátr ) также используется в эддических поэмах при описании того, как вдовы оплакивают своих мужей, так что эту надпись можно напрямую связать с этой формой траура, существование которой прослеживается со времени еще до эпохи викингов [388] Harris, Bällsta Inscription and Old Norse Literary History. . Важно отметить, что в рамках этих представлений вдова оплакивает не только самого мужа, но и честь всего рода, которой был нанесен урон самим фактом убийства. Получается, что grátr – это не только способ выражения эмоций, но и своего рода речевой акт (побуждение к действию), совершаемый человеком, который имеет на это право, и адресуемый другим людям [389] Austin, How to Do Things with Words. . Основная функция этого речевого акта заключалась в требовании восстановить честь семьи путем кровной мести. Учитывая тот факт, что у женщин было крайне мало возможностей самостоятельно реализовывать акт возмездия, им не оставалось ничего другого, кроме как подстрекать к этому своих родственников-мужчин.

Иного мнения придерживаются те, кто считает, что подобные сцены требовались для смещения сил в гендерном балансе. Иными словами, подстрекательство было для женщин способом, пусть и частичного, но участия в мужском деле кровной мести, из которого обычно они были исключены [390] Miller, Bloodtaking and Peacemaking, ch. 6. . Третья группа исследователей считает, что в реальной жизни женщины имели минимальную степень влияния на мужчин. С их точки зрения, ритуальный плач и причитания – это только формальный литературный прием, при помощи которого авторы, склонные к известной степени мизогинии, пытаются убедить читателя в том, что мужчины – лишь проводники воли женщин, на которых и должна быть возложенв вина за реализацию планов кровной мести [391] Jochens, Old Norse Images of Women, ch. 7 and 8. . Эта версия может считаться верной лишь отчасти. Например, довольно сложно объяснить странное решение короля Олава I Трюггвасона, принятое им во время битвы при Свёльде – имея 11 судов, он выступает против врага, у которого 70 кораблей – исключительно по науськиваниям его жены Тиры.

Скорее всего, авторы саг могли иметь различные мнения о событиях, описываемых ими. Вероятно, некоторые из них были свидетелями того, как женщины разжигают пламя вражды, настойчиво подстрекая своих родственников к мести. Другой вопрос – согласились бы читатели с тем, что у мужчин в такой ситуации не оставалось другого выбора, кроме как беспрекословно подчиниться? Неужели король Олав не мог придумать лучшего развития событий, чем отправить свое войско на верную гибель и умереть самому только потому, что его жена ставила под сомнение его мужественность? Едва ли. В реальности подстрекательство со стороны женщин могло быть одним из факторов, влиявших на решения мужчин, но они были вполне способны принимать их самостоятельно, без чьих бы то ни было подсказок. Кроме того, большинство из них не производят впечатление людей, готовых сломя голову ринуться в драку или сражение при любом удобном поводе. Так что эта тема вряд ли может целиком уместиться в примитивную и однобокую модель, согласно которой женщины подстрекают мужчин к насилию. Тем более что мы знаем не один пример того, как женщины останавливали своих мужей от необдуманных шагов (см. главу 3) и способствовали разрешению конфликтов мирным путем [392] Jóhanna Katrín Friðriksdóttir, Women in Old Norse Literature, ch. 1. .