Он только и мог вспомнить старинную семейную фотографию, где тщедушный еврейский мальчик – в черной курточке, с большими наивными глазами – глядел с удивлением, недетским упорством в то место, откуда, как ему сказали тогда, должна была вылететь красивая птичка. Она так и не вылетела, и помнится, он чуть не заплакал от разочарования, но как много понадобилось еще таких разочарований, чтобы окончательно убедиться в том, что «так не бывает» (разрядка наша. – С.Ш.).
И когда он действительно убедился в этом, он понял, какой неисчислимый вред приносят людям лживые басни о красивых птичках – о птичках, которые должны откуда-то вылететь и которых многие бесплодно ожидают всю свою жизнь… Нет, он больше не нуждается в них! Он беспощадно задавил в себе бездейственную, сладкую тоску по ним – все, что осталось в наследство от ущемленных поколений, воспитанных на лживых баснях о красивых птичках! «Видеть все так, как оно есть, – для того, чтобы изменять то, что есть, приближать то, что рождается и должно быть», – вот к какой – самой простой и самой нелегкой – мудрости пришел Левинсон» [167] Фадеев А. Собрание соч. – Т. 1. – С. 105–106.
.
Эта самая нелегкая и простая мудрость доставалась передовым людям той поры с годами подпольной революционной деятельности, преследований и каторги да партизанской народной борьбы. Такого жизненного опыта у Авербаха не было, и станет он заимствовать всякие «мудрости» у других, меняя их и не имея своей выстраданной мудрости. Волею случайностей поднятый на руководящие вершины, он без всяких на то оснований возомнит себя «вождем» всего пролетарского литературного движения.
Ни глубокого понимания революционного учения, ни прямого знания истории литературы и понимания ее специфики, ни подлинного знакомства с народной жизнью у Л. Авербаха не было, и отсюда проистекали все его заблуждения, принесшие много вреда развитию советской литературы.
Если сравнить уровень понимания Авербахом жизни, революции, задач искусства с уровнем их понимания попутчиками, которых он третировал как врагов революции до последнего момента существования РАПП – до 1932 года, – А. Толстого, С. Сергеева-Ценского, М. Пришвина – то это сравнение окажется не в пользу Авербаха. Именно он, Авербах, был самым далеким попутчиком революции (а вместе с тем он с апломбом поучал самого Горького и осмелился это сделать даже в 1928 году, в момент приезда Горького на родину, в момент всенародной торжественной встречи великого пролетарского писателя).
Со всей определенностью следует констатировать, что второй этап рапповского движения, начавшийся с 1926 года, приобрел в лице Л. Авербаха руководителя, не отвечавшего размаху строительства социалистической литературы.
Новое напостовство во главе с Авербахом, обязавшееся проводить в жизнь резолюцию ЦК партии, сгруппировалось вокруг журнала «На литературном посту» и было закреплено решением пленума ВАПП от 29 ноября 1926 года. В новое бюро правления ВАПП вошли: Л. Авербах, Б. Горбатов, Ф. Гладков, В. Ермилов, А. Жаров, A. Зонин, В. Киршон, Ю. Либединский, М. Лузгин, И. Полосихин,
B. Панский, А. Серафимович, А. Сурков, А. Фадеев. Из этой большой группы сложилось ядро нового напостовства – активных постоянных деятелей, которые определяли политику и тактику всего руководства ВАПП, – Л. Авербах, Ю. Либединский, А. Зонин, В. Ермилов, В. Киршон, М. Лузгин, А. Фадеев.
Юрий Николаевич Либединский, окрыленный справедливым успехом романа «Комиссары», в новом напостовстве играл активную роль. Он принял постановление ЦК искренне и убежденно. Напостовцы предоставляли Ю. Либединскому решение теоретических проблем литературного движения. На ноябрьском пленуме 1926 года он выступил с основным докладом о художественной платформе ВАПП, в котором подверг резкой и обоснованной критике пролеткультовские и комчванские положения прежней платформы «Октября», МАПП и ВАПП. Однако, как увидим, Либединский, В силу своей слабой теоретической подготовленности, допускал много ошибок.
Александр Ильич Зонин в напостовстве был фигурой бунтарской, занимал крайне левые позиции, причинял много неприятностей авербаховскому руководству. Родился он в 1901 году в бывшем Елизаветграде. Отец его был фотографом. А. Зонин учился в коммерческом училище, но, не окончив его, ушел в революцию и уже в 1918 году вступил в большевистскую партию. Он активный участник гражданской войны. За боевые заслуги был награжден орденом Красного Знамени. С 1923 года, став заместителем главного редактора «Молодой гвардии», принимает участие в пролетарском литературном движении как критик и публицист и входит в напостовскую группу Родова – Лелевича – Вардина. И хотя впоследствии А. Зонин будет выражать к Д. Фурманову в своих воспоминаниях «Черты большевика» самые добрые чувства, что, возможно, и соответствует истине, но при жизни в момент критической схватки с родовщиной своему доброму другу он принес много огорчений. В момент, когда решалась судьба Фурманова – быть ему секретарем МАПП или не быть, А. Зонин все делал для того, чтобы не быть. В дневнике Фурманова под заглавием «Мой доклад о родовщине на фракции МАПП» так обрисовано поведение А. Зонина: «Зонин внес предложение – дать Лелевичу первый доклад о положении в ВАПП, и второй мне – о родовщине, то есть дать возможность Лелевичу под видом «объективного» доклада сказать все что надо о родовщине» [168] Фурманов Д. Собрание сочинений. – Т. 4. – С. 357.
. Таким образом А. Зонин стремился обезоружить Фурманова «объективным» докладом г. Лелевича и спасти Родова. А. Зонин принял резолюцию ЦК и даже вошел в бюро правления ВАПП. Но позже его деятельность покажет, как мало он понял из этой резолюции, хотя и громил новое руководство с позиции защиты постановления ЦК партии. С 1928 года его деятельность будет связана с Комакадемией.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу