Коллектив авторов - Все в прошлом [Теория и практика публичной истории]

Многие историки надеются при помощи биографических исследований ухватить индивидуальное в истории, ее человеческое измерение, ускользающее и растворяющееся в смене социальных формаций, эпох и парадигм. Поэтому авторы современных биографических работ предпочитают употреблять вместо традиционного термина «биография» более широкий — «биографические исследования». Второй вариант делает упор на взаимоотношения индивида с его окружением, а также привлекает к работе широкий набор методов социальных наук, в отличие от традиционной биографии, ставившей в центр изучение самого индивида и продуктов его труда и тем самым представлявшей мир с точки зрения некоего закрытого «я».

Биографические исследования далеко уходят от историй героев и великих людей, построенных по канве романа и не имеющих никакой теоретической и научной базы. Их научная легитимность связана с расширением исследовательского вопроса в писании биографий до истории повседневности и исторической антропологии, микроистории и устной истории, а также с интересом к субъективному в истории, к народной истории, истории женщин и т. д. [189] Bödeker H.E. Biographie: Annährungen an den gegenwärtigen Forschungs- und Diskussionsstand // Biographie schreiben / Hrsg. von H.E. Bödeker (= Göttinger Gespräche zur Geschichtswissenschaft. Bd. 18). Göttingen: Wallstein, 2003. S. 14–15. Именно возвращение в исторические исследования «настоящего, живого человека» (а не собирательного образа или идеального типа) и сближает современные биографические исследования с публичной историей. В этой главе как раз и пойдет речь о современных биографических исследованиях, развивающихся благодаря ученым разных специальностей и потому использующих методы и терминологию многих дисциплин, от сетевого анализа и нарративного интервью в социологии и устной истории до микроисторических приемов. Иными словами, исследователи смотрят на общество прошлого через окошко отдельной частной жизни.

При этом традиционная «литературная» биография ни в коем случае не исчезла, в том числе и из репертуара ученых, и продолжает жить и интересовать читающую публику. Люди любят читать истории, которые можно ассоциировать с собственной жизнью, — это возможность говорить об истории во множественном числе, видеть ее разнообразие, а также представлять ее альтернативы [190] См. главу Марии Галиной и Ильи Кукулина в настоящем издании. По принятому в историографии мнению Райнхарта Козеллека, история (как наука) в единственном числе – а не истории (как «дней минувших анекдоты») во множественном – появилась в языке в связи с утверждением исторической науки и представления об истории как едином процессе ( Козеллек Р . Можем ли мы распоряжаться историей. (Из книги «Прошедшее будущее. К вопросу о семантике исторического времени») // Отечественные записки. 2004. № 5). . Поэтому история через биографию очень хорошо адаптируется для публичной сферы и прежде всего для медиа — она превращается в своего рода историю жизни, с которой зритель или читатель может себя отождествить, благодаря которой он может «пережить» новый опыт, «осуществить» свои сокровенные мечты. Возможность «получить опыт другой жизни», которую предоставляет человеку биография, делает ее — наравне с memory studies — ключом к бытованию прошлого в настоящем [191] См. главу Андрея Завадского в настоящем издании. В отношении мемуаров, где период воспоминания отделен от описанных событий годами, а иногда даже десятилетиями, тоже требуется свой инструментарий и подход. Например, если человек систематически врет – как Надежда Дурова, чьи замечательные «Записки кавалерист-девицы» полностью сконструированы, и проверить это несложно, – это не значит, что его мемуары не нужно изучать. Зачем и как человек придумывает свою биографию – тоже важно ( Дурова Н . Записки кавалерист-девицы Надежды Дуровой. М., 2011). .

Создать историю своей жизни, жизни своей семьи или рода может любой умеющий писать человек, поэтому отсутствие исторического образования менее всего смущает авторов биографического жанра. Именно через написание биографий (и автобиографий) публичная история включает в практики создания публичных форм бытования прошлого саму публику. Потому тут я бы не согласилась с мнением Сергея Ушакина, высказанным в его замечательном тексте для этой книги, что публичная история упускает публику из виду, концентрируясь на «переосмыслении роли истории и историка в публичном пространстве» [192] Ср.: «„Становление публичной истории“ понимается как разновидность политики (профессиональной) идентичности историков… Сфокусировавшись на „роли историка“, публичная история саму публику из виду упустила» (статья Сергея Ушакина в настоящем издании; курсив в оригинале). . Начиная с писания постов в LiveJournal и кончая совсем молодой практикой life writing, о которой подробнее будет рассказано во второй части главы, историки и их цеховые интересы больше не определяют бытование биографического жанра в публичном пространстве [193] Существует масса интересных общественных проектов по сбору свидетельств об определенном событии, и обычный образованный человек обратится за информацией скорее в «Арзамас» [arzamas.academy] или «Прожито» [prozhito.org], чем пойдет в библиотеку за книгой или научным журналом. .