Модест Колеров - Петр Струве. Революционер без масс [сборник]

19Струве горячо поддержал воззвание императорской власти (верховного главнокомандующего вел. кн. Николая Николаевича) к полякам о будущем их объединении и национальном самоопределении под покровительством России от 1 августа 1914 как акт единства народа и власти ( Пётр Струве. Исторические необходимости // Биржевые Ведомости. 2 изд. СПб. № 187. 8 августа 1914. С. 1). Р. Пайпс указывает на мемуарное свидетельство самого С. о том, что он вместе с Н. Н. Львовым помогал Г. Н. Трубецкому готовить текст этого обращения: Ричард Пайпс. Струве: правый либерал, 1905–1944. С. 270, прим 25. О самом воззвании см. фундаментальное исследование: Александра Бахтурина. Воззвание великого князя Николая Николаевича к полякам 1 (14) августа 1914 г.: значение и политические последствия // Empires and Nationalisms in the Great War: Interactions in East-Central Europe / Acta Historica Universitatis Klaipedensis. XXXI. 2015: http://briai.ku.lt/downloads/AHUK_31/31_046–072_Bakhturina.pdf.

20 Пётр Струве. Из галицийских впечатлений // Биржевые Ведомости. 2 изд. СПб. № 29. 30 января 1915. С. 5. Чуткие оценки перспектив украинизации австрийской Галичины и русской Волыни не были чужды С. и прежде, когда он исследовал перспективы русской черносотенной пропаганды на Волыни. Ныне считается, что поворотным пунктом для политической украинизации Галичины и Волыни (давшей значительные всходы в межвоенном национал-социалистическом украинском движении) стало наследие Первой мировой войны, когда эти этнографические территории отошли от распавшейся Австро-Венгрии и в итоге были присоединены в Польше. Накануне войны С., несмотря на своё обычное разоблачение «украинства» как политической австрийской интриги, признавал, что на Волыни украинизация перестала носить административно-интеллигентский характер: «По мнению знатоков, листки Почаевской лавры нужно лишь слегка ретушировать, чтобы получить эсерские прокламации о земле, а сведущие в украинских делах люди уверяли меня, что написанные на малороссийском языке прокламации этого учреждения объективно подготовляют украинское возрождение в самом демократическом стиле» ( П. Б. Струве. Размышления на политические темы. XIII. Две конверсии. Истина не только социологическая, но и полицейская // П. Б. Струве. Patriotica. С. 142 [9 мая 1909]).

21Главные новации содержатся в новом прочтении корпуса ежедневных газет, прежде всего, «Биржевых Ведомостей» и именно их отдельного ежедневного «Второго издания». См. например: Пётр Струве. Листки // Биржевые Ведомости. 2 изд. СПб. № 27. 29 января 1915. С. 1–2 (об отставке А. В. Кривошеина); Пётр Струве. Последние сроки // Биржевые Ведомости. 2 изд. СПб. № 43. 14 февраля 1915. С. 1; Пётр Струве. Власть реальных задач // Биржевые Ведомости. 2 изд. СПб. № 259. 21 сентября 1915. С. 1; Пётр Струве. Неотвратимое совершается // Биржевые Ведомости. 2 изд. СПб. № 280. 12 октября 1915. С. 1; Пётр Струве. Реальное соотношение сил. Против малодушия и мелкодушия // Биржевые Ведомости. 2 изд. СПб. № 301. 2 ноября 1915. С. 1; Пётр Струве. Оздоровление русского политического сознания // Биржевые Ведомости. 2 изд. СПб. № 306. 7 ноября 1915. С. 1; Пётр Струве. Факты, о которых следует помнить и напоминать // Биржевые Ведомости. 2 изд. СПб. № 320. 21 ноября 1915. С. 1; Пётр Струве. Листки // Биржевые Ведомости. 2 изд. СПб. № 322. 23 ноября 1915. С. 1.

22Струве писал председателю Общества А. В. Карташеву 26 января 1914: «Глубокоуважаемый Антон Владимирович! В виду того, что в печать проникли невероятные сведения о моём отношении к вопросу об исключении В. В. Розанова из числа членов Религиозно-Философского Общества, прошу Вас в сегодняшнем заседании огласить настоящее моё письмо, как особое мнение (на особом листе я препровождаю это особое мнение для приложения к протоколу). Я высказался в Совете Общества, как его член, вполне определённо против исключения Розанова по двум основным соображениям. Во-первых. Поведение Розанова — и именно это я высказал совершенно категорически в своих последних статьях о Розанове, после которых я сознательно и последовательно не возвращался к суждениям о личности и поведении этого писателя — по-моему глубокому убеждению совершенно устраняет применимость к нему начала вменения. Я вполне определённо считаю Розанова морально невменяемым. Поэтому в его деле, на мой взгляд, отсутствует основное субъективное условие разумного суда над человеком. Во-вторых. Религиозно-Философское Общество само по своим задачам не может притязать на функции суда, хотя бы морального, над отдельными лицами. Таким образом исключение из общества, как действие дисциплинарно-судебное, есть действие, не соответствующее природе такого общества, как Религиозно-философское. В силу этого в данном случае отсутствует и основное объективное условие разумного суда. По этим двум соображениям я в Совете Общества высказался против внесения в Общее Собрание предложения об исключении В. В. Розанова. В настоящее время я считаю для себя необходимым огласить это моё особое мнение и одновременно выхожу из состава Совета Общества, о чём прошу Вас сообщить сегодняшнему Общему Собранию. Искренно Вам преданный Пётр Струве» (РГАЛИ. Ф.2176. Оп.1. Ед. хр.59. Л.1–1 об; также: Записки С.-Петербургского Религиозно-Философского Общества. Вып. IV. Пг, 1914–1916. С. 23–24). Подобное же письмо направил А. В. Карташеву и С. Л. Франк: «исключение их членов нейтрального в политическом и религиозном отношении Общества не есть целесообразная и надлежащая форма борьбы с тем злом, которое представляет литературная деятельность Розанова последнего периода» (РГАЛИ. Ф.2176. Оп.1. Ед. хр.61. Лл.1–2).