Элен Каррер д'Анкосс - Россия и Франция. От Петра Великого до Ленина

Со времен Ивана III русские правители мечтали о завоевании Константинополя. Концепция «Москвы – Третьего Рима» служила интерпретацией этой туманной мечты, которая при Екатерине II обретет форму и подтолкнет ее к завоеваниям на Черном море. Гримм назовет Екатерину Императрицей Греков, Иосиф II побудит ее к соответствующим действиям. У проекта есть конечная цель – вытеснить Османскую империю из Европы. Иосиф II относится к нему благосклонно, рассчитывая расширить свою империю за счет расчлененной Порты, но Потемкин понимает, что России понадобятся и другие союзники или, по крайней мере, нейтралитет государств, которые будут обеспокоены подобными амбициями. Англия стала первым объектом русских усилий в данном направлении, поскольку в Петербурге опасались возрождения старого франко-турецкого союза перед лицом угрозы, нависшей над Османской империей. Посол России в Лондоне граф Воронцов, племянник бывшего канцлера, отстаивал проект союза с Англией. Он утверждал, что русские и английские интересы дополняют друг друга. Он предостерег Санкт-Петербург: чтобы убедить Лондон, нужно отказаться от «вооруженного нейтралитета», в котором Англия видит удар по своим интересам на морях. Обращаясь к Франции, Безбородко попытался заинтересовать ее идеей четверного союза России, Франции, Австрии и Испании, который, уверял он, сможет восстановить европейский порядок, благоприятный для каждого из государств-участников договора. Однако Людовик XVI, еще недавно желавший сближения с Россией, отнесся к этому предложению более чем сдержанно. Ему не казалось необходимым изгонять турок из Европы, и он опасался, что «греческий проект» приблизит Россию к Средиземноморью. Поэтому, совершенно его не одобряя, он решил отправить в Турцию офицеров и военных инженеров для укрепления ее армии и оборонительных средств. Людовик XVI тем более проявлял сдержанность, что его посол, маркиз де Верак, постоянно говорил ему о «глупости греческого проекта» и особенно о его непосредственном следствии: аннексии Крыма. Она действительно произойдет, частично спровоцированная религиозными волнениями, с которыми придется столкнуться российскому протеже хану Шахин-Гирею, но если копать еще глубже, то желанием Екатерины обеспечить безопасность прилежащих русских территорий, для которых нестабильность в Крыму создавала угрозу. «Нужно провести естественные границы государств», – аргументирует Потемкин в меморандуме зимой 1782 года и для обоснования своей позиции упоминает прецеденты аннексии Корсики Францией или Буковины Веной. Потемкин также считает, что у Екатерины есть христианский долг: завоевать земли, начиная с которых была крещена Русь в 987 году (Херсонес, ставший Херсоном). Если Людовик XVI оставался равнодушным к подобному «христианскому долгу», то Екатерина берет этот тезис на вооружение и решает аннексировать Крым, чью независимость совсем незадолго до этого хотела сохранить. Но, чтобы это сделать, нужно обеспечить себе согласие или хотя бы нейтралитет европейских держав. Франция еще занята в Америке, хоть мир и близок. Екатерина II заключает отсюда, что располагает ограниченным временем для действий. Людовик XVI, опасаясь, что неудачная военная операция в Турции только увеличит присутствие России на Черном море (уроки недавнего прошлого не следует игнорировать), убеждает Порту быть осторожной. Его посол в Константинополе, маркиз де Сен-При, дает понять, что король рекомендует Турции избежать разрыва с Россией. 8 апреля 1783 года Екатерина II обнародует манифест, объявляющий об аннексии Крыма. Татарскому населению предлагалось присягнуть императрице, а тем, кто не хотел этого делать, разрешалось уехать в Турцию. Аннексия была мирной, русская армия уже находилась в Крыму. Во Франции, когда князь Барятинский уведомил Верженна, что эта аннексия ничего не меняет в русско-турецких отношениях, и постарался успокоить уверениями, что Россия собирается поддерживать хорошие отношения с Турцией, Людовик XVI удовольствовался этим. Он написал Екатерине II, что Франция желает мира. Та в ответ заверила его в таких же собственных намерениях.

Под прикрытием примирительных речей в Версале царили сожаление и горечь. Франция стала свидетельницей нового прорыва в усилении позиций России на Черном море и опасалась последствий, которые этот прорыв будет иметь для ее торговли со странами Леванта. Она также сожалела о вытеснении Турции из Европы и отказывалась рассматривать Европу без нее. Турция являлась для Франции тем более ценной союзницей, чем более она была слаба, зависима от поддержки Франции и, таким образом, подчинена ее интересам. Еще один пласт французской традиционной политики уходил в прошлое. У короля также вызывала горечь или досаду манера осуществления аннексии. Екатерина столь рьяно провозглашала стремление сохранить независимость Крыма, что ей поверили. После аннексии французская дипломатия задавалась вопросом, не усыпляла ли она таким образом бдительность Франции? Не обвела ли императрица ее вокруг пальца? Эта озабоченность тем более имела под собой основания, что, едва аннексировав Крым, Россия установила свой протекторат над восточной Грузией посредством Георгиевского договора, подписанного в 1783 году, по которому грузинский царь и его правительство сохраняли власть, но грузинская церковь подчинялась Святейшему Синоду.