Федор Кони - История Фридриха Великого

В самом деле, титул короля был не пустой звук, а королевский придворный штат -- не ничтожный парад, особенно в тот век, где все ценилось по мерке этикета. Новый титул и штат Пруссии показывали уже дряхлевшему германскому союзу стремление бранденбургского курфюрста выйти из-под влияния его уставов. При дальнейшем развитии бранденбургско-прусского государства стремление это могло созреть до действительной независимости.

Но первому королю новой державы не было суждено свершить этот великий подвиг вполне. Для окончательного переворота необходимы были благоприятные обстоятельства извне, сила и мудрая обдуманность внутри государства.

Фридрих I довольствовался тем, что мог поддержать достоинство своей новой короны приличным блеском и роскошью, и это-{8}го, при тогдашнем положении, было, действительно, достаточно. Он окружил себя великолепным двором и соблюдал церемониалы придворного этикета с такой же строгостью и важностью, как коренные законы государства. Он праздновал счастливые события своего правления с такой изысканной роскошью, что приводил в изумление соседей и заставлял благоговеть свой народ.

Добродушный нрав довершал остальное -- подданные любили его до безумия. Наружному блеску умел он хитро придавать вид внутреннего достоинства, поощрял науки и художества. По его мановению являлись превосходнейшие создания искусства, Андрей Шлютер был один из колоссальных гениев, созданных прихотью Фридриха I: как зодчий и ваятель этот великий художник не имел в Германии предшественников и в новых поколениях не нашел себе равного. В Берлине и основалась академия, душой которой {9} был величайший мыслитель своего времени, Лейбниц. Тогдашнюю столицу Пруссии называли не иначе, как германскими Афинами.

Рождение будущего наследника престола, при обстоятельствах вышеизложенных, было слишком важным событием, чтобы не подать повода к новому торжеству, где бы королевское величие могло выказаться во всем блеске роскоши.

Все почитали счастливым предзнаменованием, что наследник престола родился в январе -- месяце коронации короля. Фридрих, чтобы придать этому предзнаменованию еще больше торжественности, поспешил устроить великолепный церемониал крестин, еще в том же месяце. 31-го января святое таинство крещения было совершено в дворцовой церкви. Через все залы, от самой комнаты новорожденного до церкви, стояли, в два ряда, придворные, слуги, гвардия в парадных мундирах. Маркграфиня Альбрехт, свояченица короля, поддерживаемая своим мужем и маркграфом Людовиком, младшим братом короля, несла младенца. На голове новорожденного была маленькая корона, пеленки были из парчи, обшитой бриллиантовой тесьмой, концы которой держали четыре графини. В церкви ожидали их король, королева, принц Леопольд Ангальт-Дессауский, главнокомандующий прусскими войсками, и весь придворный штат в торжественной форме. Король стоял под велико-{10}лепным балдахином, на котором развевались страусовые перья и, под королевской короной, красовался герб Пруссии. Золотые кисти балдахина держали четыре кавалера ордена Черного Орла. Перед ним стоял стол, покрытый парчой, с золотой купелью. Король сам принял на руки младенца, которого в его честь назвали Фридрихом. Гром орудий и колокольный звон раздались в городе, величественная музыка -- в церкви, и святой обряд был совершен. День заключился блистательным праздником при дворе и в городе.

Спустя несколько месяцев после рождения принца, при первом весеннем тепле 1712 года, в королевском саду, в Кепенике, близ Берлина, роскошно расцвело американское алоэ, посаженное самим королем. Это растение двадцать четыре года не давало цвета. Дерево, вышиной в тридцать футов, было сверху донизу обсыпано цветами. Народ стекался полюбоваться этим чудом природы. Сотни од, сонетов и песен полетели на бедное дерево, которое никогда не дожило бы до этой чести, если бы господа поэты не открыли тайного смысла и пророческой эмблемы, небезвыгодно могущей быть приложенной к современным обстоятельствам. В роскоши этого дерева представляли они могущество и силу Пруссии, выходящие крепким стволом из недр бранденбургского дома. Расцвет дерева распустил и новые надежды народа: царственный младенец был их залогом. Но многие замечали, что дерево, давая роскошный цвет, само умирало: это перетолковывали в печальное предзнаменование близкой кончины всеми любимого монарха.