Андрей Франц - Беспредел и Тирания. Историко-политические этюды о преступлении и наказании

Позолоченный бронзовый рельеф (например, рельефы купели сиенского баптистерия работы Донателло и Гиберти):180–200 флоринов

Скульптурная группа "Пьета" Микеланджело:150 римских дукатов

Украшение фонтана "Фонте Гайя мастером Якопо делла Кверча:2000 флоринов

Памятник кондотьеру Гаттамелате, руки мастера Донателло:1650 дукатов

Материал и отливка бронзовых "Райских дверей" флорентийского баптистерия:1135 флоринов

Так что, возвращаясь к Владимиру Познеру и его сравнению Возрождения с татаро-монгольским игом, мы можем честно сказать, чем на самом деле первое отличается от второго:

1) Итальянское Возрождение — есть эффект монополизации итальянскими торговыми республиками мировой торговли. "Иго" — есть эффект вытеснения великорусских территорий на самые задворки торговых путей.

2) Итальянское Возрождение возникает там, где бюджетная обеспеченность на порядок, а личные доходы на два порядка превышают обеспеченность и доходы граждан, имеющих сомнительное удовольствие наслаждаться "игом".

3) Итальянское Возрождение там, где оказывается вполне достаточным прямого налогообложения в полпроцента доходов. "Иго" же там, где для того, чтобы элементарно свести концы с концами, государству приходится обкладывать людей такими налогами, что лишь угроза смертной казни заставляет людей их платить.

4) Наконец, как только мировые торговые пути перемещаются из Средиземного моря в Атлантику, так сразу же Возрождение перестает быть сугубо итальянским и становится голландским, испанским, французским, английским и т. д. Возрождением. Появляется денежка. И появляется толстый слой праздного класса, способный это Возрождение как произвести, так и потребить.

Вот и все!

Бедность, ужасающая бедность — вот коренное отличие стартовых условий московского политического стиля от стиля европейского. Именно она задает политические алгоритмы выживания как народа, так и аристократии, оцениваемые на Западе как рабство. Рабство вырастало из бедности .

Впрочем, до рабства народа никому на Западе никакого дела никогда не было, нет, и не будет. Рабство народа — это нормально. При куда более ужасающем рабстве польского быдла никому и в голову не приходило отказывать Польше в европейской идентичности. Пугало и вызывало отвращение то положение аристократии в Московии, которое казалось рабством европейскому наблюдателю. Именно рабство аристократии развело Европу и Россию по разные стороны цивилизационного барьера.

Понимали ли это лучшие люди Московии? Разумеется. Фактически, вся военно-политическая история московского государства и наследующей ему Империи — это попытка преодолеть данный цивилизационный разрыв. Для этого нужно было совершить невозможное — выбраться из того медвежьего угла, в который русская аристократия была задвинута благодаря раззвиздяйству своих киевских предков. Выбраться и встроиться в те финансовые потоки , которые могли бы стать для русской аристократии фундаментом свободы и независимости . Попытка оказалась, увы, абсолютно безуспешной. Но сам масштаб совершенных усилий — впечатляет!

Оценим хотя бы общие контуры совершенного. На фоне того, чем в это же самое время занимаются в Европе.

Итак, европейская торгово-финансовая аристократия оказывается тем восходящим классом, что уже в XIII–XIV столетиях становится двигателем экономического развития и социальных изменений в Европе. Разумеется, как и положено аристократии, она тоже безостановочно бьется промеж себя за доминирование . Но доминирование — это слишком общее наименование. За что же конкретно бьются лучшие люди Европы? Что является главным источником их доминирования?

Детский вопрос — конечно же, рынок ! За рынки и сражается между собой европейская аристократия, не щадя живота — ни своего, ни чужого. Причем, местные рынки исторически мгновенно огораживаются частоколами национальных государств. И теперь уже государство не пускает сюда чужих. Протекционизм на долгое время становится ключевой политической идеей европейских наций. Стало быть, предметом для конкуренции остаются лишь дальние, заморские рынки. Заморские рынки — вот что становится в это время главным активом европейской аристократии.

Наступает время колониальной экспансии и, соответственно, колониальной гонки. Кто быстрее возьмет под контроль и эффективнее запустит в торговый оборот все новые и новые территории, открываемые отважными моряками?