Михаил Сергеенко - О тех, кто сражался за Воронеж [Очерк]

— Обедали? — спросил полковник у Грачева и Красотченко.

— У нас на Черниговщине сперва гостей борщом да кашей потчуют, а потом уже спрашивают, сыты ли они, — усмехаясь, заметил полковой комиссар.

— Так там же у вас все такие шутники, как ты, — сказал полковник и приказал повару приготовить что-нибудь закусить.

На столе появились консервы и колбаса.

— Давай, давай, угощай гостей, — говорил повару комиссар. — Не скупись, брат. Разве это еда для русского человека?..

Повар принес вареных яиц, нарезал холодной свинины.

— А горячее твое где?

— Виноват, товарищ комиссар, не успел сварить горячего, — сказал смущенный повар.

— А ты пойди, пошарь у себя по куткам, может найдешь.

Повар ушел и вернулся с бутылкой водки.

— Экий ты догадливый! — сказал, усмехаясь, полковник.

Стакан был один. Первому полковник налил Красотченко.

— За боевую дружбу! — сказал комиссар.

Все по очереди выпили за дружбу и победу.

Прощаясь, полковник предупредил:

— Подбросить на ваш участок людей я не смогу. Вам придется держать рубеж, пока не подойдет смена. Имейте в виду, сейчас на вас опирается весь правый фланг дивизии.

Комиссар добавил:

— На лаврах не почивайте: завтра фашисты еще злей будут…

Грачев и Красотченко вернулись в расположение 2-го батальона.

Дождь, несколько раз начинавший моросить с вечера, перестал, но ночь была темной.

Красотченко обошел передний край, проверил посты, усилил охрану наиболее ответственных рубежей.

Настроение у бойцов по-прежнему было хорошее. Усталости не чувствовалось. Потери, понесенные отрядом, вызывали не уныние, а еще большую ненависть к врагу, желание отомстить за погибших товарищей.

На Красную горку Красотченко вернулся, когда ночь была уже на исходе. В помещении медпункта царила тишина. Все раненые были эвакуированы на левый берег. Медсестра Соколова и ее юные помощники отдыхали.

Красотченко прилег на кушетку и сразу же погрузился в тяжелое, без сновидений, забытье.

Его разбудил приход Грачева. Капитан устало присел на край кушетки, оказал:

— Не нравится мне, что притихли фашисты. Даже ракетами перестали баловаться…

Он с хрустом потянулся, зевнул.

Красотченко знал, что Грачев не опит уже третью ночь.

— Надо тебе отдохнуть, товарищ капитан, — сказал Красотченко. — А то с ног свалишься…

Однако отдохнуть им не пришлось. Спустя несколько минут близкие выстрелы подняли Красотченко с кушетки. Он выбежал во двор, Автоматная стрельба слышалась совсем рядом.

Вокруг него собралось человек восемь бойцов-связных, дежуривших в штабе. Подбежал начальник штаба истребительного отряда старший сержант Котов.

Грачев был уже на ногах.

— Веди группу! — крикнул он Красотченко. — Я иду на командный пункт батальона. Вышлю тебе поддержку…

Вражеские автоматчики просочились через нашу передовую линию в районе улицы Некрасова. Видимо, у противника не было достаточных резервов для контратаки на всем участке 2-го батальона, и он шел на авантюру, намереваясь нанести внезапный удар по штабу истребительного отряда и, вызвав панику, дезорганизовать нашу оборону.

Гитлеровцы старались создать впечатление, что их очень много. Они подняли отчаянный шум, открыли беспорядочную пальбу, кричали, пускали ракеты, подожгли несколько домов.

Группа Красотченко, несмотря на свою малочисленность, быстро продвигалась вперед. Истребители действовали сплоченно и решительно. Перебегая от дома к дому, они тщательно проверяли каждое строение, вышибали врага гранатами…

Впереди послышался булькающий звук немецкого пулемета.

Красотченко подполз к плетню и, осторожно раздвинув прутья, заглянул в образовавшуюся щель.

За невысоким забором он увидел двух гитлеровцев. Они были от него шагах в семидесяти, не больше.

Уже рассвело, и Красотченко мог хорошо рассмотреть их. Один высокий, с квадратными плечами и холеным белым лицом, был офицер, другой поменьше — серый, малоприметный. Они стояли вполоборота к нему и смотрели куда-то влево.

Впервые Красотченко видел так близко от себя врага. Было что-то наглое и вызывающее во всей фигуре фашистского офицера, в его самоуверенной позе, в небрежном повороте головы.

Красотченко вскинул автомат и, не торопясь, прицелился…

Он видел, как надломился и упал офицер, как осел на землю второй гитлеровец.

Красотченко подошел к убитым. Офицер лежал навзничь, громадный, белесый. На груди его тускло блестела какая-то медаль. В траве валялся ручной пулемет…