Михаил Магид: Истоки Капитализма [СИ]

"В древнейшие времена человек, несомненно, питался плодами Земли, не готовя их, и, подобно другим животным, нагой отдыхал на лоне всеобщей матери", — писал ранний либеральный публицист Бернард Мандевиль (1670–1733). Это состояние дикости представляется прогрессистской мысли ужасным, а уход от него связывается с собственно человеческой жизнью. Он произошел тогда, когда древний человек, руководствуясь стремлением к власти и собственности, начал активно воздействовать на окружающий его мир. "В первом камне, который дикарь бросает в преследуемого зверя, в первой палке, которую он берет, чтобы притянуть плоды, которых не может достать руками, мы видим присвоение одного предмета с той целью, чтобы приобрести другой, и таким образом открываем начало капитала", — объяснял в 1836 г. полковник Б.Торренс в "Эссе о производстве богатства".

Либерализм унаследовал от протестантской системы ценностей представление о механизме развития человечества. Каждый активно действующий в своих собственных интересах человек невольно способствует этим достижению всеобщего блага. Но если в протестантизме, как отмечал виднейший немецкий социолог Макс Вебер, это обосновано ссылкой на то, что люди должны поступать так, выявляя божью волю и божий промысел, то либерализм не нуждался в религиозной санкции для эгоизма. Зависть движет миром. "Радости, доставляемые благосостоянием и высоким рангом, представляются силе воображения как нечто великое, прекрасное и благородное…", — подчеркивал один из основоположников либеральной экономической науки Адам Смит, замечая, что именно этот мираж "пробуждает усердие людей и поддерживает их в постоянном движении". И хотя богатые действуют в своих интересах, продолжал он, они создают куда большие общественные богатства, чем в состоянии потребить сами."…Несмотря на свои естественные эгоизм и алчность… они делят с бедными плоды всех улучшений… Невидимая рука ведет их к тому, чтобы осуществлять почти равномерное распределение необходимых для жизни благ, какое могло бы возникнуть, если бы Земля была равномерно распределена между всеми ее обитателями; и так, не желая того, они способствуют достижению интересов общества и дают средства для умножения человеческого рода".

Для классического либерала роль экономики в жизни и развитии человечества первична. Прогресс — это прежде всего рост общественного богатства, количества и качества машин, обилия материальных ценностей, повышение эффективности и прибыльности производства и доходности всякой деятельности вообще. Издержки этого процесса вторичны либо вообще не играют роли. Характерны восторженные слова, которыми британский экономист Эндрю Юр (1778–1857) описывал XIX век — эпоху торжества манчестерского либерализма: "Нынешний век отличается от всех предыдущих веков общим увлечением предприимчивостью в области ремесел и промышленности". Если предшествующие столетия были полны шумом войн и соперничества, то теперь на смену им пришли мирная конкуренция и технические усовершенствования. Юр утверждал, что внедрение машин способствует прогрессу тем, что обеспечивает "производство дешевых товаров путем замены квалифицированных рабочих неквалифицированными". Он не замечал ужасного положения английских трудящихся тех лет и приветствовал даже использование труда трехлетних и пятилетних детей, — все, что угодно, если это удешевит производство. Ведь, в конечном счете, от снижения цен выиграют сами рабочие…

Из всеобщей конкуренции рождается процветание общества. Эта мысль, с точки зрения либералов, имеет универсальное значение, далеко выходящее за пределы экономики. Речь идет о столкновении интересов, например, о конкуренции политических партий на выборах, о конкуренции при поступлении в университет и т. д. Иммануил Кант, подчеркивал что “недоброжелательные взаимоотношения” могут принести благо. По его мнению люди в свободном обществе подобны деревьям в лесу: поскольку каждое из них старается отнять у другого воздух и солнце, они этим заставляют друг друга искать блага все выше, благодаря чему вырастают красивыми и прямыми.

Крайней формой такого понимания прогресса стало применение к общественному развитию дарвиновского принципа "борьбы за существования" и "выживания сильнейшего". Научные выкладки Чарльза Дарвина, как подчеркивали Адриан Десмонд и Джеймс Мур, авторы книги об этом английском биологе, стали "одним из столпов поздневикторианского либерализма". Недаром на его похоронах гроб несли официальные представители либерального правительства Гладстона. Сам Дарвин считал, что миром движет естественный отбор. Он писал: "Естественный отбор — результат борьбы за существования. (…) Если в различных частях планеты мы видим огромные участки плодородной земли (…), населенные лишь кочующими дикарями, то можно придти к заключению, что борьба за существование не была достаточно сильной, чтобы подтолкнуть людей вверх, на более высокую ступень. (…) У высокоцивилизованных наций постоянный прогресс в меньшей мере зависит от естественного отбора; ведь подобные нации заменяют и вытесняют друг друга не так, как это делают дикие племена. Тем не менее, с течением времени наиболее разумные индивиды а одном и том же сообществе добьются больших успехов, нежели те, которые им уступают, и оставят более многочисленное потомство: а это форма естественного отбора".