Владимир Николаев - Отдаю себя революции...

Встреча с Лениным состоялась. Адъютант Фрунзе С. А. Сиротинский описал ее так:

«В 9 часов утра Михаил Васильевич подъехал к Кремлю. Получив пропуск, он пошел медленнее, чем обычно. Лицо его стало задумчивым. Вот сейчас он увидится с Владимиром Ильичем. Надо собраться с мыслями, не растеряться, все взвесить, продумать.

Но продумать он ничего не успел. Едва вошел в секретариат, как его тут же провели в кабинет. Владимир Ильич сидел за столом, склонившись над бумагами. Он поднял голову, улыбнулся:

— Здравствуйте, здравствуйте, товарищ Фрунзе, — сказал он, выходя из-за стола и обеими руками пожимая руку Фрунзе. — А ведь я больше помню вас как Арсения, как Михайлова, наконец.

Фрунзе стоял смущенный, взволнованный.

— Я и сейчас иногда подписываюсь Фрунзе-Михайлов, — ответил он.

…Постепенно беседа перешла на вопросы о положении на фронтах, о голоде, разрухе. Разговаривая, они подошли к карте, и Михаил Васильевич принялся рассказывать Владимиру Ильичу о борьбе с Колчаком, показывая на карте положение армий, фронтов, объясняя маневры отдельных операций. Владимир Ильич слушал и внимательно следил за движением руки Фрунзе.

— Молодцы! — выслушав Фрунзе, произнес он. — Герои! Такую армию, как армия Колчака, разбили, а? Историки изучать потом будут ваши операции, товарищ Арсений. А нас ведь здесь запугивали: фантазия, мол, бред контрнаступление, ничего-де не выйдет, отступать надо. А вот и вышло! — Ленин подошел ближе к Фрунзе и, смотря на него сияющими глазами, повторил: —Вышло! И еще выйдет! — Он широким взмахом руки провел по карте.

Вернулись к столу. Опять и опять Ленин заставлял Фрунзе рассказывать о боях, о состоянии армии. Слушая, Владимир Ильич время от времени отмечал что-то у себя в блокноте. Потом, как бы спохватясь, сказал:

— Не устали? Может быть, вам отдохнуть надо немного, а?

— Что вы, Владимир Ильич!

— Верно, потом отдохнем. Хорошо отдохнем! Ведь вы туркестанец?

— Да. В юности жил в Семиреченской области.

— Видите, как удачно, — оживился Ленин. — Замечательно. Вы хорошо знаете этот край?

— Знаю, даже язык знаю, правда больше киргизский.

— Это совсем клад, — усмехнулся Владимир Ильич. — А вы молчите, скромничаете.

Они снова вернулись к карте.

— Вот видите, — показывая на карту, продолжал Владимир Ильич. — Наши города — Москва, Петроград, Тула, Иваново, Ярославль… Промышленные центры, а заводы и фабрики стоят. Нас бьют блокадой, голодом. Мы отрезаны от хлебных районов, от угля, от нефти, от хлопка. Открыв дорогу в Туркестан, мы еще не очистили его от врагов Советской республики; еще предстоит серьезная и упорная борьба. Контрреволюционные банды в Туркестане опираются на помощь англичан…

— А ведь мы можем их прищемить, Владимир Ильич, и сильно прищемить! — сказал Фрунзе.

— Вы так думаете? Уверены?

— Безусловно. Туркестан мы очистим от контрреволюционной нечисти. Заверяю вас в этом. А здесь, — Фрунзе показал на линию границы, отделяющей Среднюю Азию от Афганистана, — отсюда можем пугнуть интервентов, да так, что в Лондоне слышно станет.

Владимир Ильич прошелся по кабинету.

Когда беседа подошла к концу и Фрунзе начал прощаться, Владимир Ильич сказал ему:

— Ждем от вас добрых вестей, товарищ Арсений. От души желаю удачи!» [7] С. А. Сиротинский. Путь Арсения. Воениздат, 1959, стр. 160–162.

После выступления на съезде Советов и бесед с В. И. Лениным Фрунзе выкроил несколько суток, чтобы наведаться в дорогие его сердцу края. Он побывал в Костроме, Шуе и Иваново-Вознесенске, поглядел на жизнь текстильщиков — они еще тяжко бедствовали, — повидал старых товарищей. Среднеазиатский хлопок нужен был «ситцевому краю», как говорится, позарез.

Фрунзе поспешил в Ташкент. Но спешить в те годы было очень трудно. Из Самары в Ташкент поезд тащился двадцать семь суток! На степных просторах свирепствовали бураны, заносившие пути, не было топлива. Пассажирам, в том числе и командующему, не раз приходилось браться за лопаты для расчистки путей. В Актюбинске простояли одиннадцать суток в ожидании дров. А когда они были доставлены, пришлось взяться за пилы. И вместе с другими пилил Фрунзе. Дрова расходовали только для паровоза, вагоны почти не отапливались. Тягостное впечатление производили на разоренных станциях скопления больных людей. Тогда свирепствовала эпидемия сразу нескольких опасных болезней: «испанки» (грипп в тяжелой форме), сыпного тифа, дизентерии. Многие больные от голода находились в состоянии дистрофии.