После расстрела евреев, осенью 1942 года, полицаи приказали нам покинуть наше жилье возле Рязанки и указали хибару в Садках, освобожденную от евреев, где мы должны были жить. И мы туда перебрались, непослушание грозило расстрелом.
Вскоре кто-то донес, что у моей матери не три дочери, а две. Когда в январе 1943 года мать с младшей сестрой пошла в деревню выменивать тряпье на картошку, в 12 часов ночи в хибару, которая не запиралась, ворвались двое полицаев и спросили: «Кто Женя?». Женя назвалась. Ей приказали быстро собраться, теплее одеться и взять с собой хлеба, которого у нас не было.
Своего пальто у Жени не было, а зима была суровая. Я нашла Жене старое пальто, дала ей старые валенки. Нам разрешили попрощаться, мы поцеловались, и полицаи увели Женю.
Мать через два дня вернулась из деревни, но ходить узнавать о Жене было опасно. За укрывательство еврейки грозил расстрел. Мы спали в одежде, были наготове, боялись малейшего шороха. Но дней десять нас никто не трогал. Женя вскоре вернулась. Она рассказала: в гестапо ее били, мучили, не давали еды и питья. Через каждый час водили на допросы. Добивались признания, что она еврейка. Спрашивали, как получилось, что евреев вывезли, а она осталась.
Отпираться Жене было бесполезно. Метрики и документов у нее не было. Она утверждала, что отец у нее белорус. А мать еврейка, но отец ее был русским. Видимо, немцы пожалели ее, а эксперты вычислили степень еврейства и установили 5 процентов. Такой процент еврейства у немцев в расчет не принимался. Женю не расстреляли и отпустили. Будь у Жени отец не белорус, расстреляли бы и ее, и нас. Все бы пошли под расстрел, и вопросов не было бы. После возвращения из гестапо Женя пожила у нас недолго. Немцев стали гнать на Запад. Полицаи и немцы к нам охладели и вообще присмирели. Наши войска приближались к Вязьме. Весной 1943 года к нам пришла повестка, чтобы послать одну из дочерей в Германию.
Женя тут же обняла маму и сказала: «Не плачьте, — поеду я. Мне все равно». Опять мать стала собирать Женю в дорогу. Была весна, тепло. Женя одела школьный казакин (полужакет), драную обувь, мама дала ей мешочек. В нем было полбуханки хлеба, немного красной соли, платьишко и тряпочка вместо полотенца.
Провожать Женю мать меня не пустила, так как я могла на месте посадки в вагоны «загреметь» вместе с ней. Там не разбирались. Провожала Женю моя мама. Женю посадили в товарный вагон. Очевидцы, позднее, говорили, что на соседней сортировочной станции подцепляли другие товарные вагоны, набитые людьми — детьми и подростками. И о Жене мы больше ничего не знали.
Праведница мира Смоленщины Татьяна Ефимовна Третьякова при вручении ей почетного звания.
Кончилась война. В сентябре 1945 года Женя вернулась в Смоленск к своей второй маме и сестренкам. Она уже была замужем. В Петропавловской церкви органы проверили ее документы. Ее не преследовали.
Муж ее, находясь в Горьком, не сумел к ней приехать, так как его посчитали военнопленным (он был на два года старше Жени). Побыв год в Смоленске, работая на восстановлении смоленского льнокомбината, Женя решила уехать в Таганрог к матери мужа — своей свекрови.
Женя рассказала, что в Германии попала в трудовой лагерь на тяжелые мужские работы — резать проволоку и металлический лист. Работа была непосильной даже для мужчин. Немцы своих здоровых мужчин, ранее работавших здесь, отправили на фронт, заменив их русскими женщинами и подростками.
Местность, где находилась Женя, освободили американские войска. Женя рассказывала, что им, лагерникам, внушали окружающие: кто чист, должен вернуться в Россию, а кто не чист, тех американцы звали к себе. В Германии не знали, что Женя — еврейка, что отец ее репрессирован. Так как Женя была чиста, она решила вернуться в Смоленск.
В Германии, в одном лагере с ней, находился парень из Таганрога, Песоцкий Иван. Он был угнан в Германию несовершеннолетним. Он и предложил Жене пожениться. Женя отнекивалась, так как боялась, что Иван узнает, что ее отец был репрессирован. В то время это было позорно, что ее мать и бабушка погибли в гетто, что узнает о ее национальности: всю эту тяжесть она носила с собой. После войны они в Германии оформили свой брак. Но совсем скоро им пришлось расстаться. Женя приехала в Смоленск, а мужа направили для проверки на два года в Горький на автозавод.
Читать дальше