Лидия Сычёва - Государственное управление в России в 2000–2012 гг. Модернизация монетизации

Вот она, новая модель нового «русского мира»: «Преступление и наказание» Достоевского сменилось на «Преступление без наказания» Порублева и Велединского. Но можно отнять завод, собственность, жизнь, а нравственный закон (Бога) отменить нельзя. Творческая интеллигенция, предавшая свой народ или рассматривающая его как «этнографический материал», неизбежно понесет наказание — скорым забвением своих имен в угасающем «русском мире».

Этот тезис как нельзя лучше проиллюстрировал фильм израильского режиссера Феликса Герчикова «Дети СССР». Эмигранты увезли на землю обетованную тоску по благополучной и налаженной жизни, печаль по русскому размаху и простору. В Израиле они — люди второго сорта, «русские», которых травят экстремистски настроенные местные. Потому молодой футболист Слава и назвал свою команду — «СССР». Быт русских израильтян, интерьеры жилищ, природа, язык настолько убоги, что становится непонятным: зачем евреи покидали Россию?! Неужто для них, бывших здесь не последними людьми (доктор физико-математических наук, тренер знаменитой футбольной команды), страна, которая дала им образование, хорошую работу, приемлемый уровень жизни, была чужой?! Что же прельстило уезжающих? Национальная идея? В фильме ее нет. Вера? Отношение к ней сугубо рациональное. Язык? Большинство его не знают. Удивительно, но фильм «Дети СССР» очень похож по своему авторскому видению на конкурсные российские работы. (Может быть, и наши режиссеры переживают состояние «внутренней эмиграции»?) Перед нами то же пространство мелких людей и мелких страстей.

Пожалуй, в гораздо большей степени «детьми СССР» можно назвать героев турецкой картины «Интернационал» (режиссер Сирри Сюрейра Ондера). Этот фильм о трагичности обыденной жизни и суете политики, о самопожертвовании и настоящей любви (кажется, это единственная лента фестиваля, где не было ни одной постельной сцены), о братстве народов и о той надежде на иное будущее, который давал всему миру СССР в эпоху «двухполярного» мира. Идеи Достоевского легли в основу греческого фильма «Эдуарт» (режиссер Ангелики Антониу). Картина жесткая — большую часть экранного времени герой проводит в тюрьме, но гуманистический пафос ее очевиден: только чистосердечное раскаяние может смягчить страдания убийцы… Русской жизни в той или иной мере касались и грузинская картина «Русский треугольник» (режиссер Алеко Цабадзе), и украинская лента «У реки» (режиссер Ева Нейман), и фильм итальянского режиссера Джузеппе Торнаторе «Незнакомка». Последний пример особенно показателен: бывшая гражданка СССР волею судеб стала секс-наложницей, а после безжалостной мстительницей за свою порушенную жизнь. Что ж, этим мы и знамениты на Западе — русская мафия, русские проститутки, русская нефть…

Итак, формула русского самосознания в современном отечественном кинематографе пока не нашла своего выражения. Это беда прежде всего нашей творческой интеллигенции (а также тех, кто проводит в России культурную политику). Духовное безволие, перекладывание на зрителя собственных «проблем» (или стремление на нем заработать копеечку) могут привести к дальнейшей идейной стагнации, к «заболачиванию» нравственного поля. Только деятельная, национально-ориентированная, высоконравственная, талантливая интеллигенция, ответственная перед народом, сможет изменить ситуацию. Иначе мы будем обречены на вечное «путешествие с домашними животными»…

«Искусство принадлежит народу» — еще вчера, в эпоху СССР, эта фраза воспринималась нами почти буквально. Культура, воспроизводство и сохранение ценностей контролировались государством. Это был величественный «советский проект» — на огромной, разноплеменной территории за «железным занавесом» (суть которого — в постановке информационных фильтров) создавалась принципиально новая интернациональная культура. В своих высших образцах она была безрелигиозна, но нравственна, наднациональна, но не космополитична. Ее целью был не рейтинг продаж, а решение художественных и ценностных задач.

Это была культура индустриального общества без масскульта — он воспринимался как признак гниения буржуазного общества и как способ оболванивания масс. Другое дело — СССР, где одна из государственных задач — почти насильное привитие «высокой культуры» (вкуса к симфонической музыке, к классической литературе, драматическому театру) широким слоям населения. Удивительно: неужели это было только вчера?!