В этой ситуации новое парламентское большинство имеет право делить портфели по-новому. Хотя парламентское большинство в нашей Госдуме — это просто машина для голосования.
— Сейчас в КПРФ началась кампания против Геннадия Селезнева. Московская организация этой партии решает вопрос об исключении его из своих рядов. «Правда» публикует письма с мест, где говорится, что своим решением остаться на посту спикера Селезнев «поставил себя вне партии». Вам не кажется странной такая постановка вопроса? Ведь Селезнев возглавлял Госдуму второго созыва при Ельцине, и руководство КПРФ было с этим согласно, и партия ему доверяла, хотя и тогда режим проводил антинародную политику — разрушительную, гибельную для страны. Так почему можно было при Ельцине и нельзя при Путине?
— Вся проблема в том, что думский инцидент имеет, кроме чисто процедурных, парламентских, еще один аспект. То, что произошло в апреле, фактически подвело итог той совершенно ошибочной стратегии руководства КПРФ, которую оно проводило на протяжении почти десяти лет. Все эти годы руководство КПРФ находилось в плену ошибочных и очень опасных иллюзий, полагая, что, формально оставаясь в оппозиции и призывая на митингах бороться с антинародным режимом, можно и нужно в то же время встраиваться в эту власть и быть одним из элементов этой власти. И они рассчитывали, что так будет всегда. Что, с одной стороны, у них будет поддержка миллионов людей из протестного электората, а с другой стороны, они будут вполне нормально уживаться с этой властью. И то, что происходило в первой, второй и третьей Государственной Думе, говорит о том, что по принципиальным вопросам руководство КПРФ всегда умело находить компромиссы с этой властью, рассчитывая, что любовь по расчету будет продолжаться всегда.
— Эти компромиссы выражались, в том числе и в тех голосах, что фракция КПРФ отдавала за антинародные законы?
— Да, она голосовала за все бюджеты и антинародные законы, что принимала Государственная Дума. Почему она это делала при внешней видимости оппозиционности? Я вспоминаю, как поздней осенью 1992 года во время Съезда народных депутатов РСФСР мы с Геннадием Андреевичем Зюгановым сидели на балконе Большого Кремлевского дворца и наблюдали, как шло рейтинговое голосование по кандидатам на пост премьер-министра, поскольку Гайдар был вынужден уйти в отставку. Все претенденты отметались. Наконец, Ельцин предложил на этот пост кандидатуру Черномырдина. Я помню, с какими чувствами, с каким воодушевлением обратился ко мне в тот момент Зюганов: «Виктор, ну, все! Мы, наконец, победили! Черномырдин наш человек. Теперь нам не нужны демонстрации, митинги, забастовки. Нам нужна спокойная аппаратная работа. Надо из окружения Черномырдина выбивать людей типа Чубайса и Гайдара, туда ставить наших людей, и тогда мы придем к власти. Мы победим».
И вот на протяжении десяти лет они вели эту работу, причем без учета реальной обстановки. Они надеялись на то, что спокойно обменяются мнениями на дачах, в кулуарах Госдумы договорятся с властью расставить своих людей, потихоньку выкурив оттуда ставленников Чубайса, и тогда победят без всяких революций, без всяких потрясений, без забастовок. Эта тактика продолжается десять лет, и за это время руководство КПРФ сделало одну очень страшную вещь: все годы оно нейтрализовывало протестный потенциал общества и добилось этого. Я думаю, Ельцин в принципе мог поставить памятник руководству КПРФ, которое блестяще выполнило задачу по нейтрализации протестного потенциала общества.
Вы посмотрите, что происходило и происходит. Народ день ото дня нищал, но руководство самой крупной партии делало все, чтобы не допустить радикальных проявлений протеста. «Вожди» КПРФ всё твердили: «Не волнуйтесь, у нас мощная фракция в Государственной Думе, мы все сделаем, мы знаем, что делать, Россия исчерпала лимиты на революции, поэтому не надо беспокоиться, все будет хорошо». И, в конце концов, вы видите, что произошло. Протестный потенциал тает с годами. Люди просто устают. Они ходят на митинги, принимают резолюции против антинародного режима — но ничего не меняется. И наши сторонники ушли с улицы.
Да, когда у КПРФ была большая фракция в Госдуме, когда у нее была мощная поддержка на улицах страны, власть вынуждена была с нею считаться. Брак или любовь по расчету существовали. А когда власти предержащие увидели, что поддержки улицы, поддержки активных людей у КПРФ больше нет, а сто ее депутатов в Госдуме — это всего лишь треть палаты, то есть меньшинство, то власть поняла, что теперь с этой партией можно не считаться. «Верхи» решили: мавр сделал свое дело, мавр может уходить. И произошло то, что произошло.
Читать дальше