Леонид Пятецкий - История России. XIX век. Для старшеклассников и абитуриентов

Рупорами правительственной идеологии были популярные журналисты Ф. В. Булгарин и Н. И. Греч, издававшие газету «Северная пчела». Ф. В. Булгарин и Н. И. Греч являлись нештатными осведомителями III Отделения.

Когда в 1830 г. кружок Пушкина, Дельвига и Вяземского стал издавать «Литературную газету», то Булгарин, боявшийся конкуренции, стал яростно травить газету. Сначала Булгарин не задевал самого Пушкина, но позже в «Северной пчеле» напечатал против него грязный пасквиль. На это Пушкин ответил следующей эпиграммой.

Правящая верхушка пыталась исторически и теоретически обосновать «теорию официальной народности», придать ей национальную окраску, вывести «устои» русской жизни из особенностей исторического развития России.

Наиболее обстоятельно эта теория была развита и обоснована в трудах профессора-историка Московского университета М. П. Погодина. Он исходил из противопоставления истории России и стран Западной Европы. В России, писал Погодин, сложился особый тип власти, основанный на «единении» царя и народа. И даже крепостное право у Погодина, который сам был в прошлом крепостным, вызывает умиление, поскольку оно «сохраняет в себе много патриархального»: хороший помещик является «благодетелем» своих крестьян. Сохранение самобытности России — залог того, что и в будущем Россия станет развиваться не путем революций, как на Западе, а «мудрым попечением» самодержавной власти.

Прямее, проще и воинственнее эту же концепцию проводил профессор литературы С. П. Шевырев, который в своих писаниях резко противопоставлял «разлагающийся и гниющий» Запад, одержимый «злым заразительным недугом, окруженный атмосферою опасного дыхания» нашей «святой Руси», которая крепка «тремя коренными чувствами» — самодержавием, православием и народностью.

Неотъемлемую черту идеологической доктрины «официальной народности» составлял квасной патриотизм, призванный способствовать максимальному искажению реальной действительности. Апофеозом его служат известные слова шефа жандармов А. X. Бенкендорфа относительно прошлого, настоящего и будущего России: «Прошедшее России удивительно, ее настоящее более, чем великолепно, что же касается будущего — оно выше всего, что только может представить себе самое пылкое воображение».

Другой точки зрения придерживался тонкий наблюдатель, французский путешественник маркиз де Кюстин, путешествующий по николаевской России: «Внешний порядок, царящий в России — лишь иллюзия; под ним таятся недуги, подтачивающие государственный организм. Правительство, которое ничего не стыдится, потому что оно силится все скрывать, и добивается этого, более страшно, чем прочно; в нации — недомогание, в армии — отупение, во власти — ужас, испытываемый даже теми, кто наиболее внушает страх, раболепство в церкви, лицемерие у знатных, невежество и нищета в народе и Сибирь для всех, — вот какою сделали страну необходимость, история, природа, Провидение, намерения которого всегда непроницаемы…».

Особенно усиливается реакция в последнее семилетие царствования Николая I (оно получило название «мрачного»). Европейские революции 1848–1849 гг. напугали Николая I, который переходит к системе безудержной реакции и обскурантизма. Министром народного просвещения назначается мрачный реакционер кн. Ширинский-Шихматов. Вводится строгий надзор над университетским образованием; кафедры философии и других «вредных» наук закрываются; вводится ограниченный комплект студентов — до 300 человек на каждом факультете (кроме медицинского).

Невыносимым делается гнет цензуры, старающейся не пропустить на страницы книг и журналов западной «заразы». Известный русский историк С. М. Соловьев, современник этих событий, писал: «Фрунтовики воссели на всех правительственных местах, и с ними воцарилось невежество, произвол, грабительство, всевозможные беспорядки. Смотр стал целью общественной и государственной жизни. Все делалось напоказ, для того, чтобы державный приехал, взглянул и сказал: „Хорошо! Все в порядке!“ Отсюда все потянулось напоказ, во внешность, и внутреннее развитие остановилось».

1. В чем суть «теории официальной народности»?