Леонид Пятецкий - История России. XIX век. Для старшеклассников и абитуриентов

«Отступление русских, не позволившее предвидеть, где они остановятся, уверенность в том, что они сами подожгли свои здания в Смоленске, и весь характер этой войны, в ходе которой обе стороны взаимно губили друг друга и мы не достигали другого результата, кроме выигрыша территории, чего мы вовсе не хотели, — все это заставляло императора (Наполеона — Л.П.) сильно задуматься и укрепляло его желание не идти дальше и попытаться завязать переговоры».

Вскоре для французов выяснилось, что зимовать в Смоленске нельзя, так как прокормиться за счет местных ресурсов армия не могла, а подвоз продовольствия из Европы был затруднен. Положение Наполеона в опустошенной стране было бы не из выгодных, и Наполеон решился идти далее к сердцу России — к Москве, достигнув которой он надеялся продиктовать пораженному противнику свои условия мира.

Русская армия отступала дисциплинированно, сражаясь отважно, не на жизнь, а на смерть.

«Русская армия двигалась в порядке и без большой поспешности, как люди, которые ничего не хотят упустить и в случае необходимости могли бы защитить свою территорию».

Русские войска под командованием генералов Коновницына, графа Остермана-Толстого и графа Палена героически сопротивлялись. Отвечая на вопрос окружавших его офицеров, генерал Остерман ответил: «Стоять и умирать!» Известны были случаи героического сопротивления, оказанные при отступлении Багратиона дивизией Неверского, состоявшей из рекрутов, всей кавалерии Мюрата, или славная оборона Смоленска Раевским против главных сил наполеоновской армии.

Нарастало народное сопротивление наполеоновскому вторжению. Крестьянские массы поднимались на защиту отечества, движимые исключительно национальными интересами. Они шли в бой «на басурмана» за Россию, которую хотели избавить и от внешнего, и от внутреннего ярма. После победы над внешним врагом крестьяне надеялись получить из рук «царя-батюшки» в награду за свой патриотизм освобождение от собственных господ. Российские же помещики называли Наполеона «французским Пугачевым», который мог отменить в России крепостное право. Русское дворянство опасалось, что отменой крепостного права Наполеон мог спровоцировать или даже возглавить новую пугачевщину.

Национальное сознание всех россиян от царя до простого солдата не могло мириться с тем, как складывался ход войны. Наполеон занял огромную территорию, проник в глубь России на 600 км, создал угрозу обеим ее столицам.

Это теперь, спустя много лет, смотря на поход 1812 г. и на исход кампании Наполеона глазами историка, легко видеть, что шансы Наполеона падали с каждым днем и безостановочно, но современники поняли это не сразу.

Покидая родные города и села, солдаты и офицеры испытывали досаду, чувство вины и угрызения совести. Они хотели сражаться с врагом, посягнувшим на их землю. В стихотворении М. Ю. Лермонтова «Бородино» эти настроения передаются словами бывалого ветерана:

За Смоленском русские войска до самой Москвы не имели больше опорного пункта. Узнав о падении Смоленска, Кутузов сказал: «Ключ к Москве взят».

Русские военноначальники спорили между собой. Главнокомандующий Барклай-де-Толли упорно настаивал на отступлении. Отличный стратег, в то время он оказался дальновиднее других. Он хотел сохранить русскую армию, ее высокую боеспособность.

Багратион подчинялся Барклаю-де-Толли как военному министру, но не признавал его главнокомандующим. Стремительный и неустрашимый, хороший тактик, но посредственный стратег, Багратион отвергал дальновидную стратегию Барклая, ставя ему в вину не только сдачу Смоленска («подлец, мерзавец, тварь Барклай отдал даром преславную позицию»), но и потерю огромных пространств России.

Отношения между Багратионом и Барклаем после выхода из Смоленска с каждым днем отступления становились все напряженнее. Багратион стал обращаться с Барклаем как с подозреваемым в измене. «Ты немец! — кричал пылкий Багратион. — Тебе все русское нипочем!» «А ты дурак, — отвечал невозмутимый Барклай, — хоть и считаешь себя русским.»

Многие офицеры и генералы русской армии бранили и высмеивали Барклая-де-Толли, фамилию которого они переиначили в «Болтай да и только», как «немца» и даже «изменщика». Не пользовался популярностью Барклай у солдат, которые «видели» неопровержимые «доказательства» его измены: Барклай «отдает Россию», а сам он «немец», значит — «изменщик».