Татьяна Гончарова - Плутарх

Свободное от общественной деятельности время Плутарх посвящал изучению греческой философии и истории, приближаясь понемногу к осуществлению своей главной задачи — написанию сравнительных биографий знаменитых людей прошлого, созданию нетленного памятника их уходящему в прошлое миру. В свои тридцать лет он постоянно обращался к вопросам натурфилософии и этики, что нашло отражение в его диалогах и трактатах, однако интерес к старине, к греческой и затем римской истории становится все более преобладающим. Теперешний упадок был особенно очевиден в сравнении с выдающимися эллинами прошлого, политиками, полководцами и законодателями, без постоянного общения с которыми ему с годами становилось все труднее переносить реальность. Подобно большинству творческих людей закатного времени, Плутарх понемногу привыкает жить не столько настоящим, сколько прошлым. Минувшее словно бы обступает его, придавая силы, и в его немеркнущем свете начинает казаться, что не все еще потеряно.

Стремясь постигнуть до конца судьбу Эллады, доискаться причин ее величия и поражения, Плутарх решает объехать одну за другой все достопамятные области Греции. Он не раз всходит на корабль, чтобы увидеть некогда славные острова — Родос, Самос, Лесбос и другие, на которых культура и городская жизнь зародились раньше, чем на материковой Греции. Сюда из древних городов микенского времени бежала от вторгшихся с севера варваров часть прежнего населения, и прежде всего знать с ее уходящей в глубь веков культурой, во многом близкой древним культурам Восточного Средиземноморья, и поэтому именно на островах начало понемногу прорастать пышное древо новой эллинской культуры. На Самосе начинал свой путь умнейший из смертных, Пифагор, видевший основу мироздания в числе; на Лесбосе слагали свои песни Сапфо, которую считали Десятой Музой, и яростный Алкей, бежавший от взбунтовавшегося демоса и погибший наемником где-то на востоке.

В сочинениях историков, с детства знакомых Плутарху, в поэзии Ивика и Анакреонта острова Эгеиды остались такими же свободными и богатыми, осиянными полуденным солнцем, напоенными соленым дыханием моря. Люди тех времен даже представить себе не могли бы, до какой нищеты и заброшенности дошли их острова после пяти столетий бесконечных поборов и расправ. Оскудела сама природа. Рощи на холмах были давно сведены, на их лысых склонах пасли тощих коз похожие на мумий старухи, чьи сыновья навсегда покинули отчизну в поисках лучшей доли. В последнее время у императоров вошло в обыкновение ссылать неугодных нобилей на греческие острова, и тем оставалось только тихо угасать среди равнодушных к их страданиям островитян, для которых давным-давно все пришлые и чужие были врагами.

И тем не менее здесь все еще сохранялось что-то из старинных обычаев, и в Митиленах на Лесбосе Плутарх видел ведущиеся исстари состязания поэтов из различных областей Греции. Возможно, о чем все чаще думалось ему, многие из этих обычаев, в том числе ежегодные выступления лирических поэтов и атлетов, ведут свое начало с тех отдаленнейших времен, когда на островах или даже на той земле между Грецией и Троадой, что лежала здесь многие столетия назад, когда еще не было Эгейского моря, жили какие-то совсем другие люди, смутная память о которых сохранилась в преданиях и которые потом куда-то удалились, уплыли или же вымерли.

Из последних сил старался сохранять былую славу Родос, по-прежнему известный учителями философии, а также выступлениями софистов, которые всегда вызывали у Плутарха недоумение своей циничной игрой словами. Они начали этим заниматься давно, еще во времена Аристофана, подвергшего тогдашних софистов, и прежде всего Протагора, блестящему таланту которого могли только позавидовать его теперешние последователи, безжалостному осмеянию в комедии «Облака». С тех пор миновало пять столетий, но Плутарх все еще удивлялся тому, что у наглых бездарей находятся слушатели и не находится никого, кто поставил бы их на место. И в этом весь Плутарх: он словно не хотел замечать, что и собиравшиеся на выступления софистов давно уже не нуждались ни в чем серьезном, настоящем, они слушали торговцев сомнительной мудростью, как слушают плоские остроты уличных шутов, приветствуя одобрительным свистом наиболее заковыристые обороты, и, разойдясь, тут же все забывали.

Родосцы все еще пытались, как это было заведено в старинных греческих полисах, заботиться о неимущих, о том, чтобы все дети учились в школе, однако делать это становилось все труднее. Они даже устраивали время от времени хлебные раздачи, бесплатные театральные представления, но все это было последнее и сами они тоже были последними, о чем говорил с горечью все тот же Дион Христостом: «Некогда честь Эллады поддерживали многие и многие увеличивали ее славу… теперь же все прочие города превратились в ничто, ибо некоторые пришли в полный упадок и погибли, а как ведут себя другие, вам известно: они потеряли свою честь и сами погубили свою славу. Остались только вы, только вы еще что-то представляете собой и не находитесь в полном презрении, не думайте, что вы просто первые среди эллинов, вы — единственные».