Кристофер Хейг - Елизавета I Английская

Самыми важными инструментами Елизаветы были ее речи в парламенте, и она уделяла большое внимание их написанию, произнесению и публикации. Хотя ее лорды-канцлеры и хранители выступали от имени королевы, она также готовила и речи для себя. Она сама писала свои речи и стала квалифицированным составителем: заметно, что ее речи становились гораздо более ясными и понятными по мере того, как она набиралась опыта и обретала уверенность. За исключением подобия «годового отчета» в 1576 г., ее обращения неизменно были откликом на какую-то парламентскую петицию или проблему, часто под давлением членов Совета. Так что обычно она выступала в момент политического кризиса, когда ее справедливое негодование должно было смягчаться тактом и соблазном. Сохранившиеся черновики показывают, что ранние варианты речей были клокочущими от гнева, но затем она сбавляла тон. В первом наброске своего ответа парламентской делегации по вопросу о престолонаследии в 1566 г. она обвиняла парламентариев в измене, но это оскорбление было вычеркнуто, и, работая над текстом, Елизавета изо всех сил старалась быть великодушной к своему народу. Она особенно рассыпалась в комплиментах и заигрывала перед Палатой Общин: она пылала гневом к пэрам и епископам, которые, как она думала, должны знать, что ей лучше не перечить, но Палата Общин представляла ее любящих подданных. Хотя она обычно угрожала советникам и сурово критиковала непокорные меньшинства, ее обращения к парламентариям были обильно сдобрены лестью и обещанием заботиться об их интересах.

Елизавета часто пыталась разделить направленную на нее парламентскую фалангу, ругая епископов, или членов Совета, или воинствующих пуритан за то, что они вводят в заблуждение здравомыслящих, преданных граждан, сидящих сзади. Она обещала умеренные реформы, если бы только горячие головы замолчали. В 1585 г. она сказала советникам и представителям духовенства после религиозных диспутов в Палате Общин: «Мы не будем обвинять в этих беспорядках всю Палату, ибо, хотя в ней найдется кучка несдержанных и безрассудных голов, там есть много мудрых и благоразумных людей». Затем она признала, что кое-какие реформы в церкви необходимы, и покритиковала инерцию епископов. Королева часто давала обещания о реформах, для выполнения которых она мало что делала. Она проронила нечто туманное о монополиях в 1597 г., но в 1601 г. оказалась в ситуации, когда в Палате Общин ей об этом тактично напомнили. В 1601 г. в округах наблюдалось значительное недовольство монополиями, и в конце концов Елизавета поняла, что требовалась настоящая уступка. Она позвала спикера Крука и объявила о приостановке деятельности агрессивных монополий: «Да наполнит нас Господь благодарностью и да пошлет ей много лет правления над нами», — произнес спикер [167] Neale J. E. 1957 pp. 69, 385. .

Но ключевой тактикой королевы было держаться с большим достоинством, напоминая парламентариям и пэрам, что они ее подданные, а она их богоизбранная королева. Нечего ее запугивать, сказала она им в 1566 г.: «Я ваша королева, помазанница Божья, и насилие никогда не заставит меня что-либо сделать». Елизавета угрожала тем, кто жаловался, и тем, кто их подстрекал, как в 1585 г.: «Они вмешиваются в дела выше их разумения, которые их не касаются, и за это мы призовем к ответу некоторых из них. Как мы понимаем, их поддерживает кое-кто из нашего Совета, мы их переубедим или же выведем некоторых из Совета» [168] Hartley T. E. (ed.) 1981 p. 148; Neale J. E. 1957 p. 69. . Она обращалась, выходя за рамки своего Совета и обсуждаемого вопроса, прямо к членам парламента вообще и к их лояльным избирателям. Иногда, как в 1576 и в 1593 гг., ее выдающиеся парламентские речи не были слышны тем, для кого они на деле предназначалась — задним рядам толпы — поэтому они бывали переписаны и распространены. Она послала копию своей речи на закрытии парламента в 1576 г., которой, по-видимому, гордилась, своему крестному сыну Джону Харингтону, и многочисленные другие копии были распространены при дворе. Тщательно подготовленная риторика не должна была пройти даром. С 1585 г. ее речи намеренно и систематически копировались и широко распространялись, они также печатались в хрониках того времени в отдельных изданиях.

Елизавета старалась снизить давление парламента и путем ограничения обсуждаемых тем. Она пыталась помешать советникам использовать парламент против нее, доказывая, что некоторые вопросы — за пределами его компетенции и могут быть решены только королевой при консультации ее Совета. В 1571 г. в своем ответе на традиционную просьбу спикера о свободе слова в Палате Общин лорд-хранитель Бэкон сообщил: королева «сказала, что было бы лучше, если бы они не вмешивались в дела государства, если только эти дела не выдвигалась на их обсуждение, а занимались бы другими делами, касающимися всего сообщества». Елизавета сформулировала новое различие между «делами государства», высокой политикой, которые парламент должен обсуждать, только если она их попросит, и «делами сообщества», теми общественными и экономическими вопросами, которыми парламент обычно и занимался. Парламент попросили не затрагивать вопросов, решение которых было прерогативой монархини. Лорд-канцлер Бромли попросил Палату Общин в 1581 г. «не заниматься делами ее государства, которые касаются ее прерогатив, а также религией» [169] Hartley T. E. (ed.) 1981 pp. 199, 526. . Практически, Елизавета в ряде случаев пыталась воспрепятствовать обсуждению в парламенте законопроектов — о престолонаследии в 1566 г.; о религии в 1572, 1576, 1581, 1584, 1585, 1589 и 1597 гг.; о королевских финансах в 1589, 1597 и 1601 гг. Существовало еще одно различие, на котором Елизавета настаивала. В 1599 г. Бэкон сказал парламенту: королева даровала им свободу слова при условии, что они «ни по неразумию, ни по беспечности не забудут о своем долге, почтении и послушании своему монарху». Как объяснил сэр Уолтер Майлдмей в 1576 г.: «Нам нельзя забывать о различии между свободой слова и распущенностью в словах, ибо благодаря первой люди могут выражать свое мнение свободно, но с условием, что все говорится к месту, скромно, осторожно и с почтением. Вторая, наоборот, ведет к тому, что все произносится не к месту, необдуманно, высокомерно и непочтительно, не принимая во внимание лицо, время или место». Свобода слова была разрешена, но только если ею пользовались разумно — как лаконично выразился Пакеринг в 1593 г.: «Ее Величество дарует вам свободную, но не распущенную речь; следовательно, это свобода, но с должным ограничением» [170] Hartley T. E. (ed.) 1981 pp. 43, 453; Neale J. E. 1957 p. 249. . Это ограничение на стиль ведения споров вызвало гораздо меньше дебатов, чем ограничение на область дискуссий, и те, кто, как Питер Уэнтуэрт, заходили слишком далеко, подвергались наказанию в Палате. Но, тем не менее, это было важное ограничение, потому что фактически оно лишило парламентариев возможности возражать против прямых королевских указов.