Роль дам Кабинета в распределении милостей была особенно ясна. В 1566 г., когда Лестер попал в мягкую опалу, ему посоветовали передать свою просьбу о земельных наделах через Бланш Парри. В 1566 г. графиня Уорик замолвила королеве словечко за Джона Ди, астролога, и леди Уорик и Хантингдон были активными покровительницами в конце 1590-х гг. Сэр Роберт Сидни действовал через леди Скьюдамор в своей просьбе стать губернатором Пяти портов в 1597 г. — но даже ее поддержка не могла перевесить отрицательного эффекта от сверхэнергичной поддержки графа Эссекса. Кампания по реабилитации Эссекса в 1599 г. зависела от женского влияния: сообщали, что «все, что можно придумать в его пользу, делается дамами, которые имеют доступ к королеве». Влияние придворных дам было общепризнанно: в 1590-х гг. несколько книг было посвящено женщинам из Кабинета Ее Величества в надежде, что они обеспечат награды авторам. В 1601 г. Джоан Тинн довольно резко заметила своему мужу, что если он не может получить титул при помощи дворцовых политиков, пусть лучше воспользуется своей дружбой с дамами! Поэтому и в политике, и в покровительстве Елизавете приходилось держать своих женщин под контролем.
Она старалась заставить их бояться королевского гнева, и то, что у нее от природы был дурной характер, ей в этом помогало. Особенно легко она поддавалась гневу за столом: одной даме она проткнула руку за то, что та неловко прислуживала, а в 1598 г., когда леди Маргарет Говард немного промедлила в исполнении своих обязанностей, она вскричала: «Уберите этих противных, дерзких девок!» [140] Collins A. (ed.) 1746 Letters and Memorials of State (2 vols), vol. 2 p. 139; Harington J. 1804 Nugae Antiquae (2 vols). Park T. (ed.). Vernon & Hood, vol. 1 p. 233.
.
Королева Елизавета превратила свои эмоции в инструмент политики. Она предпринимала попытки политического устрашения своим гневом и политического обольщения словами любви. Но, используя свои эмоции, чтобы манипулировать другими людьми, она сделала свои чувства средством, при помощи которого другие манипулировали ею. Оправдывалась почти любая жертва, лишь бы сохранить королеве хорошее настроение. Она стала так проигрывать в карты, что придворным приходилось поддаваться: Роджер, лорд Корт, платил ей 40 фунтов в месяц «проигрышей» в 1590-х гг. Настроение королевы стало решающим фактором политической жизни, и именно необходимость знать, в каком она настроении, создала такую влиятельную позицию для леди и джентльменов Кабинета Ее Величества, которую признавал Бил в своих советах. Джон Харингтон сообщал в 1598 г., как один из ее слуг «вышел после встречи с ней с очень нехорошим выражением лица»: «Потянул меня за пояс, чтобы я отошел в сторону, и тайком шепнул: „Если у Вас сегодня какая-нибудь просьба, умоляю вас, отложите ее до другого раза; сегодня солнце не светит!“ — „Это все из-за этих проклятых испанских дел, поэтому я не предстану перед желчностью Ее Величества, а то и сам пожелтею“» [141] Harington J. 1804 vol. 1 pp. 175-6.
.
Любовь Елизаветы была крупным политическим выигрышем: тот, кто ею пользовался, становился могущественной фигурой, способной влиять на правительственные решения и распределение наград. Это влекло яростную конкуренцию за ее одобрение и необходимость демонстрировать знаки ее расположения. Такая обстановка могла по очереди превращать Елизавету то в кукольника, то в марионетку. В 1566 г. она, казалось, намеренно кокетничала с сэром Томасом Хиниджем, чтобы ослабить влияние Лестера во время жестокой фракционной борьбы между кликами Дадли и Говардов. В 1573 г. Гилберт Толбот подробно написал своему отцу, графу Шрузбери, о чувствах королевы к Лестеру, Оксфорду и Хаттону и сообщал о плане (очевидно, Берли и Лестера) подставить Дайера как соперника Хаттону в ее привязанности. Зимой 1588–1589 гг. имело место острое соперничество между Чарльзом Блантом и графом Эссексом, оно привело к дуэли: Елизавета послала Бланту золотую королеву из своего шахматного набора, которую он потом носил на ленте своего рукава, чтобы продемонстрировать ее расположение, что и вызвало колкость Эссекса: «Теперь я вижу, что дуракам действительно везет!» [142] Naunton R. 1641 p. 34.
Такая конкуренция иногда приводила к тому, что придворные вели себя как дети. В 1597 г. Елизавета сделала лордом-адмиралом Говарда из Эффингема графа Ноттингемского, что дало ему преимущество перед Эссексом, а жалованная грамота позволила ему разделить заслуги Эссекса в нападении на Кадис. Эссекс не являлся ни ко двору, ни в парламент, притворился больным и вызвал на дуэль Ноттингема или любого другого Говарда и требовал, чтобы изменили обидные слова в грамоте. Он успокоился только после того, как Елизавета сделала его граф-маршалом, поставив таким образов выше Ноттингема — и тут настала очередь Ноттингема дуться и притворяться больным! Однако при всем этом решался важный политический вопрос, так как претензии Эссекса на влияние в политике были основаны на его так называемом военном успехе. Борьба за милость и должность — это постоянная черта политической жизни, но Елизавета довела эту борьбу до нездоровой остроты. Сделав привязанность и сексуальность заметными чертами политических отношений, она подняла эмоциональную температуру при дворе до опасного уровня. Вынуждая политиков сражаться за ее внимание, она поощряла утрированное и экстравагантное поведение, что вело к сверхэмоциональным поступкам и ребячливой реакции. Казалось, что на нее производит впечатление показуха, она превратила карьеру при дворе в дорогостоящее предприятие, которое окупалось существенной наградой. А сузив свое правительство в 1590-х гг., она разрушила честолюбивые планы и спровоцировала еще более яростное соперничество за те немногие призы, которые остались.
Читать дальше