Файзулла Ходжаев - К истории революции в Бухаре и национального размежевания Средней Азии [2 издание]

Такого мнения держались Абду Бахил Бурханов, Мухитдин Рафаат и Муса Санджанов - в Центральном Комитете, а вне его Айни и Ахмеджан Максум.

Другое течение, активное и революционное, не боящееся даже вооруженного восстания, было за манифестацию. Необходимость и желательность манифестации аргументировалась следующим образом:

Ссоры с эмиром нам все равно не избежать, какими бы овечками мы ни прикидывались: эмир знает и помнит своих врагов. Под предлогом борьбы с разрушением религии джадидами, он натравит на нас при помощи духовенства темные, фанатичные массы. К услугам эмира многотысячная организация духовенства, армия, деньги и государственный аппарат. Стоит ему захотеть, а он, вероятно, захочет, и мы будем все переловлены поодиночке. Таким образом, нам выбирать не приходится; столкновение с эмиром неизбежно. Своей же пассивностью мы только охладим собственных сторонников, вызвав среди них безразличное отношение к делу революции.

Если же мы устроим манифестацию, то даже в случае ее неудачного исхода, мы добьемся следующих весьма ценных результатов:

1) мы испытаем и подсчитаем свои силы;

2) проведем широкую агитацию в массах, впервые открыто выбросим им свои лозунги;

3) в случае контрманифестации и побоища, от нас само собой отпадут все провокаторские и вообще ненадежные элементы организации, организация очистится и укрепится.

- Манифестация, - говорили ее сторонники, - вызовет к жизни энергию членов организации. Каждый должен будет выступить как революционер в открытой борьбе. Это не то, что вести между делом, службой или торговлей повседневную агитационную работу. В открытой революционной борьбе придется рискнуть благосостоянием и пренебречь семейными тенденциями. /104/

Все левое крыло младобухарцев было за манифестацию.

Ввиду того, что мнения по поводу манифестации в доме Ахмед Найма разделились почти пополам и ни одно решительно не возобладало, по настоянию председательствующего в самаркандской делегации решено было запросить по этому вопросу мнение русского резидента Миллера. К Миллеру была направлена делегация в составе: Махмуд Ходжаева, Махшулла Хана, Мирза Гуляма 37 [38], Мирза Изатулла Гиясходжаева и меня; одновременно делегации было поручено выяснить отношение к джадидам русского правительства.

Миллер кратко ответил делегатам, что он не советует манифестировать, но этот ответ Миллера, конечно, вопроса не разрешил, так как меньшинство и раньше было уверено, что другого ответа не будет. Поэтому вопрос оставался спорным. Мне не стоило большого труда уговорить товарищей известить по районам членов организации о месте сбора и порядке шествия.

Все же дело было сделано: сбор назначен к 8 часам утра, около магазина "Ширкат-Баракат" под куполом пассажа.

Фазмитдин Максум 38 [39], Мухитдин Рафаат, Мирза Шах, Мирза Изатулла, Лини, Хамид Хаджа и целый ряд других оставались до конца противниками манифестации, но так как большая часть организации к тому времени высказалась за наше предложение, манифестация состоялась.

Утром следующего дня, явившись в назначенное время в магазин "Ширкат-Баракат", обычное место явки главарей и активных работников, я застал там около 150 человек и среди них покойного Фазмитдина Максума и Абду Вахид Бурханова.

Эти двое, противники манифестации, под клятвою спросили меня, правда ли, что Миллер согласился на манифестацию. Я дал уклончивый ответ. Они оставили меня в покое.

Тем временем все прибывающие и прибывающие члены организации стали требовать начать шествие. Главарям ничего не оставалось делать, как согласиться.

Шествие началось в 8-9 часов утра. /105/

В нем приняли участие национальные меньшинства: персы, евреи, лезгины, которым манифест эмира даровал равноправие.

Это-то присутствие национальных меньшинств в манифестации особенно раздражало правоверных - фанатичных сторонников ислама. Они никак не могли примириться с мыслью, что какой-нибудь еврей равен правоверному мусульманину.

Вначале в шествии принимало участие около 1000 человек, но по дороге к нам примыкали все новые и новые толпы сочувствующих, и скоро количество манифестантов дошло до 5-7 тысяч человек.

Над толпою реяли красные знамена с надписями на узбекском и еврейском языках. Типичный лозунг был такой: "Да здравствует свобода, конституция, свобода печати и независимая школа". Был даже, не помню какой группой, выставлен и такой лозунг: "Да здравствует эмир-освободитель".