Баррингтон Мур-младший - Социальные истоки диктатуры и демократии. Роль помещика и крестьянина в создании современного мира

В колонизуемой области деревни основывались землемером, часто нанятым помещиками-дворянами, который обеспечивал приток поселенцев, приводил их из прежних мест, прикреплял их к своему наделу, межевал деревенские поля и взамен становился потомственным главой поселения с самой крупной долей собственности [Carsten, 1954, p. 30–31]. Поэтому в определенном смысле деревни на северо-востоке Германии были искусственными коммунами, получившими свои права сверху в форме хартий (Handfesten). В этом отношении их положение отличалось от немецкоговорящих деревень на юге, которые завоевали себе права в ходе продолжительной борьбы с помещиками. Это различие отчасти объясняет отсутствие сопротивления последующему порабощению на северо-востоке, хотя более важную роль, по-видимому, сыграли другие факторы. Еще одним отличием от юга был этнически смешанный состав населения, поскольку немцы селились на славянских территориях. Однако немецкие деревни обычно основывались на незанятых землях, и крестьяне-славяне вскоре получали такой же благоприятный правовой статус, что и немцы [Ibid., p. 32, 34–35, 37–39].

К концу XIV в. начались изменения, которые впоследствии привели к закрепощению крестьян. Города приходили в упадок, ослабела центральная власть. Но важнее всего было начало развития экспортной торговли зерном. Вместе эти силы изменили политический баланс в деревне. Другие части Германии и Европы также оказались затронуты распространением фальшивых денег из-за ослабления монархической власти и аграрным кризисом, который привел к тому, что знать стала угнетать крестьян, и в итоге эти события породили Крестьянскую войну [Carsten, 1954, p. 115]. Но только на северо-западе возникла важная экспортная торговля зерном.

Последствия для крестьян были катастрофическими. Помещикам стали неинтересны денежные поборы с крестьян, и они перешли к обработке земли и расширению своих владений. Для этого требовалась крестьянская рабочая сила. Трудовые повинности были расширены, крестьян привязали к земле. Их практически лишили права продавать и передавать по наследству свою землю, им больше не разрешалось выбирать себе жену вне поместья. Большинство этих перемен произошло в XVI в., в период бурного роста экспортных цен на зерно. Стоит заметить, что в этой ситуации дефицит рабочей силы не помогал крестьянам, но привел к ужесточению дисциплины, чтобы помешать бегству из поместья, и что многочисленная, хотя и достаточно бедная знать смогла установить трудорепрессивную систему без помощи сильного центрального правительства. На самом деле формальное упразднение Тевтонского ордена в 1525 г. стало одним из самых важных политических событий, которые привели к вышеуказанным результатам [Ibid., ch. 11, p. 149–150, 154, 163–164].

В период колонизации крестьянские деревни часто были физически изолированы от дворянских поместий и существовали во многом как независимый организм. Во второй половине XV в. независимость была ликвидирована [Aubin, 1911, S. 155–156], поскольку помещики внедрились в деревни как экономически – через отъем крестьянской собственности, в особенности крупных владений главы поселения, так и политически – через монополию на правосудие [Stein, 1918, S. 437–439]. Если не учитывать это поглощение деревенского сообщества и уничтожение его автономии, трудно понять, как множество разрозненных дворян могло бы навязать свою волю крестьянству.

К концу XVII в. большинство дворян превратились в мелких деспотов в своих поместьях, неподконтрольных формальной власти ни сверху, ни снизу. Юнкерская «капиталистическая» революция XVI–XVII вв. почти полностью была социальной и политической. В литературе не встречается никаких указаний на какие-то важные технические изменения в сельском хозяйстве, которые сопровождали восхождение юнкеров к неограниченному господству. Трехпольная система применялась по-прежнему повсеместно вплоть до Семилетней войны, а к XVII в. аграрные практики, особенно в крупных юнкерских поместьях, намного отставали от того, что использовалось в западных немецких землях [Ibid., S. 463–464].

Крестьяне все-таки оказали некоторое сопротивление. Единственный заслуживающий внимание бунт произошел неподалеку от Кёнигсберга в 1525 г., вскоре после упразднения Тевтонского ордена. Неудивительно, что мятежный импульс пришел отчасти из самого города и от тех, кто мог потерять больше других, – от наиболее преуспевающих крестьян. Он был быстро подавлен из-за слабой поддержки со стороны городов, в которых в отличие от городов в области, охваченной Bauernkrieg, цеховая жизнь была незначительной [Carsten, 1938, p. 407]. [272]