Баррингтон Мур-младший - Социальные истоки диктатуры и демократии. Роль помещика и крестьянина в создании современного мира

Признанная жестокость огораживаний ставит нас перед ограничениями, наложенными на возможность мирного перехода к демократии, и напоминает об открытых и насильственных конфликтах, которые предшествовали ее установлению. Пора вернуть диалектику, напомнить себе о роли революционного насилия. Большая доля этого насилия, возможно, его самые важные особенности имеют свое основание в аграрных проблемах, возникших на пути, который привел к западной демократии. Гражданская война в Англии ограничила королевский абсолютизм и предоставила коммерчески мыслящим крупным помещикам свободу в том, чтобы сыграть свою роль в уничтожении крестьянской общины в XVIII – начале XIX в. Французская революция разрушила власть землевладельческой элиты, остававшейся в основном докоммерческой, хотя некоторые ее представители начали переходить к новым формам хозяйствования, требовавшим использования репрессивного механизма для сохранения рабочей силы. В этом смысле, как уже замечено, Французская революция представила альтернативный путь создания институций, в конечном счете благоприятных для демократии. Наконец, Гражданская война в Штатах также сломала власть землевладельческой элиты, которая была помехой на пути демократического прогресса, но в этом случае она сформировалась вместе с успехами капитализма.

Независимо от того, помогли или помешали эти три насильственных восстания развитию либеральной и буржуазной демократии, следует признать, что они были важной частью общего процесса. Сам по себе этот факт обеспечивает существенное оправдание для именования их буржуазными или, если угодно, либеральными революциями. Тем не менее есть реальные трудности в классификации революций, как и любого крупного исторического феномена. Перед тем как двигаться дальше, полезно рассмотреть этот момент.

Достаточно общие соображения заставляют использовать широкие категории. Вполне очевидно, что определенные институциональные порядки, такие как феодализм, абсолютная монархия или капитализм, возникают, достигают высшей точки своего развития и уходят в прошлое. Тот факт, что какой-то специфический институциональный комплекс сначала развился в одной стране, а затем в другой, как произошло с капитализмом в Италии, Голландии, Англии, Франции и Соединенных Штатах, не является помехой для общей эволюционной концепции истории. Ни одна страна не проходит через все стадии; изменения происходят лишь до определенной стадии, в рамках конкретной ситуации и институций. Таким образом, революция в средствах производства в интересах частной собственности имеет хороший шанс на успех, но только на некоторых этапах. Она может случиться безнадежно рано, оказавшись в XIV и XVI вв. второстепенным событием, либо безнадежно запоздать во второй половине XX в. Сверх и помимо конкретных исторических условий в данный момент в конкретной стране, есть также общемировые условия, такие как состояние технического искусства, экономической и политической организации, достигнутой в других частях света, что оказывает сильное влияние на перспективы революции.

Эти соображения приводят к заключению, что революции необходимо классифицировать по их широким институциональным последствиям. Много путаницы и нежелания прибегать к более крупным категориям происходит из того факта, что те, кто обеспечивают массовую поддержку революции, те, кто возглавляют ее, и те, кто в итоге больше всего от нее выигрывают, – это совсем разные люди. Только если это различие остается ясным в каждом случае, имеет смысл (и даже совершенно необходимо ради разграничения и выделения сходств) рассматривать гражданскую войну в Англии, Французскую революцию и Гражданскую войну в Соединенных Штатах как этапы развития буржуазно-демократической революции.

Есть основания для нежелания использовать этот термин, и полезно указать, почему он может ввести в заблуждение. Для некоторых авторов понятие буржуазной революции подразумевает постоянное увеличение экономической мощи городских коммерческих и промышленных классов вплоть до того момента, когда экономическая мощь вступает в конфликт с политической властью, все еще находящейся в руках прежнего правящего класса, в основном опирающегося на землевладение. В этот момент, предположительно, происходит революционный взрыв, в ходе которого коммерческие и промышленные классы перехватывают бразды политической власти и устанавливают основные контуры современной парламентской демократии.