Артемий Троицкий - Рок в Союзе - 60-е, 70-е, 80-е...

Тема лицемерия:

На мой вкус, стихи Макаревича немного пресноваты — абстрактны и дидактичны, — но они, бесспорно, честны и полны озабоченности. В них точно, пусть и в "мягком фокусе", переданы симптомы злостной эпидемии потребительства и неверия, косившей в то время всех подряд. Естественно, говорить об этих вещах во всеуслышание было не принято: средства массовой информации старательно поддерживали максимально благополучный (и лживый) образ решительного и идейно убежденного современного героя. Именно поэтому "проблемные" песни "Машины времени" имели фантастический резонанс, как один из немногих чистых голосов в фальшивом хоре. Я помню, весной 1978 года мы вместе ездили на большой студенческий песенный фестиваль в Свердловск, и было удивительно, что тамошняя аудитория уже знала все песни Макаревича наизусть, хотя группа никогда прежде там не выступала.

Был резонанс и иного рода. В том же Свердловске я был членом жюри и вблизи наблюдал массовый инсульт, случившийся с местными официальными деятелями из-за текстов "Машины времени". Особенно их напугал "Блюз о безусловном вреде пьянства" (сатирическая антиалкогольная песня) и "Штиль", где были такие строки:

"Машину времени" исключили из конкурса, они были явно лучшей группой, но чиновники боялись ставить свои подписи под дипломом. В подобные ситуации группа попадала постоянно: ее обвиняли в "пессимизме", "упаднических настроениях" и "искажении образа нашего молодого современника".

Возмущение культурных властей усугублялось тем фактом, что традиционно наши поп-песни, особенно их "молодежная" разновидность, были самой бездумной и парадной ветвью художественной пропаганды, сродни агитационным плакатам на улицах. Поэтому существовало нечто вроде двойного стандарта: в поп-музыке была недопустима даже та степень критики, которая считалась "о’кей", скажем, для прессы. К примеру, однажды я был в жюри конкурса политической песни, и одна группа из Новосибирска исполнила там, наряду с обычным антивоенным репертуаром, обличительный "Гимн хапуге" — песню о советском нуворише-спекулянте. Возникла паника. Я пытался объяснить товарищам по жюри, что текст песни — это известное стихотворение Евтушенко, напечатанное недавно в крупнейшей газете "Комсомольская правда", но безуспешно… Исполнение сатирической песни было расценено как провокация. "Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку" — так говорили в Римской империи.

"Официальная" поп-музыка не позволяла себе вообще ничего. Если десятилетием раньше она была по крайней мере веселой, то в 70-е годы буквально нечего вспомнить. Множество тоскливых ВИА ("Самоцветы", "Пламя", "Поющие сердца", "Голубые гитары"), один хуже другого, и исполнители "массовой песни", мало изменившейся с послевоенных лет, — люди в застегнутых костюмах, с каменными лицами, изредка озарявшимися плакатными оптимистическими улыбками (обычно на припеве). Было только два исключения: Алла Пугачева, бывшая солистка "Веселых ребят", которая хотя бы походила на живую женщину и пела в основном о тяготах любви, и Давид Тухманов. Последний был не певцом, а профессиональным композитором тридцати с лишним лет. В отличие от прочих мастеров "советской песни" он ощутил некоторые новые веяния и как результат записал два "концептуальных" квазироковых альбома: "Как прекрасен этот мир" и "По волне моей памяти". Формула обоих была примерно одинакова: современная "электрическая" аранжировка, приглашенные из "андерграунда" рок-солисты (включая Градского и Мехрдада Бади [22] Мехрдад Бади сейчас живет в Лондоне, поет в ресторане. — иранца из "Арсенала") и классические стихотворения, вплоть до Гете и Бодлера, в качестве текстов песен. Не могу сказать, что это было потрясающе, но на фоне невообразимой убогости прочей поп-продукции диски Тухманова выглядели большим достижением и, соответственно, покупались изголодавшейся молодой публикой в рекордных количествах.

"Мифы": Гена Барихновский,