Яков Бутович - Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика

Недели за полторы до праздника я переехал в Тулу, чтобы все наладить и лично за всем наблюдать. Вместе со мною приехал Ратомский, а с ним Удачный и конюхи. Под мою диктовку Ратомский составил подробную дислокацию, которая была разослана по заводам; в ней указывалось, на какое число назначен бег и когда приводить лошадей. Торжество должно было пройти по следующей программе: в двенадцать часов открытие на ипподроме, речи и т. п., после этого показательная выводка выставочных лошадей с объявлением наград, затем перерыв на час, потом бега и скачки. За два дня до открытия лошадей привели на ипподром, затем мы отрепетировали парад.

В день открытия бегов и выставки все выставочные и призовые лошади к десяти утра расположились на широкой аллее городского парка. Этот парк, созданный известным в Туле доктором Белоусовым и потому носивший имя Белоусовского, граничил с ипподромом, оттуда был выход на беговую дорожку. Аллея Белоусовского парка ожила. По одной ее стороне в живописном беспорядке встали повозки с людьми, мешками и конским инвентарем, засновали конюхи в праздничных рубахах, закипели самовары, по другой – вытянулась стройная лента рысаков, чистокровных и тяжеловозов, – цвет коннозаводства Тульской губернии, а в проходах засновал народ. Это была живописная и весьма своеобразная картина, нечто новое, невиданное. Публики была масса, все начальство и власти – налицо. Лошади были представлены в хорошем порядке, некоторые даже во вполне выставочном, бежали удачно и скакали красиво. Все вместе взятое было увлекательно, радостно, и на тусклом, будничном фоне повседневной жизни этот праздник стал отдохновением для уставших нервов. Меня поздравляли со всех сторон. Особенное впечатление, как я и ожидал, произвели на товарищей выставочные лошади. Многие зрители впервые так близко увидели заграничных тяжелых лошадей, наших рысаков и английских чистокровных. Громадные клайдесдалы, широкие, массивные першероны, типичные брабансоны, старого типа орловские рысаки и, наконец, чистокровные и другие верховые лошади, собранные вместе, являли такую картину, что любо было смотреть, и даже мой искушенный глаз не мог нарадоваться.

Весть о том, что в Туле будут бега, скачки и выставка, распространилась далеко за пределы нашего города, достигла Москвы и других городов. Отдел животноводства Наркомзема командировал в Тулу своих представителей. Это придало еще больший вес торжеству и было, конечно, учтено местными властями. Они оценили значение показательной выставки, поняли, что коннозаводство – не игрушка, не барская прихоть, а необходимое дело, особенно в такой крестьянской стране, как наша. В результате заводы из пасынков судьбы превратились в сынков. Кроме того, наш праздник продемонстрировал возможность организации бегов и скачек при советском строе. Это было немалым достижением, и примеру Тулы рано или поздно должны были последовать другие города. Коннозаводство вновь, как до революции, выходило на широкую арену, цель, которую я поставил, была достигнута. Применяясь ко времени и обстоятельствам, я создал новый тип выставки, который не требовал больших затрат и был назван мною «показательным». Он привился в Советском Союзе, кое-где был переименован в «конскую демонстрацию» и практикуется поныне. Последнее я, конечно, порицаю, ибо всякому овощу свое время, а время таких выставок миновало, и уже давно надлежит устраивать не демонстрации и показательные выводки, а настоящие конские выставки.

На мою долю выпало поработать и в более широком, или, как любят выражаться современные деятели, государственном масштабе: восстановить конские испытания в Москве и подвести фундамент под советское коннозаводство. Почему «конские испытания», а не «бега»? Так меньше резало слух правоверных пролетариев, меньше напоминало буржуазные времена, когда вся Москва в дни выступлений великого Крепыша или в день дерби устремлялась на Ходынское поле.

По моему настоянию, член коллегии Наркомзема Муралов приехал в Тулу и познакомился с работой ГЗУ. Он присутствовал на показательной выводке, принял мой доклад о состоянии коннозаводства в Тульской губернии и всем виденным остался доволен. В результате я, несмотря на мой категорический отказ и всяческое сопротивление, обязан был принять должность начальника отдела коннозаводства во вновь возникавшем, по мысли того же Муралова, ГУКОНе, [188]то есть Главном управлении государственного коннозаводства.