Яков Бутович - Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика

После некоторых раздумий я решил, что необходимо устроить в Туле конскую выставку и один или два беговых дня (разумеется, без тотализатора), заинтересовать товарищей зрелищем бега, а потом на выставке во всем блеске представить беговую, полукровную крестьянскую лошадь и, наконец, лошадь для города. Я был уверен в успехе, ибо считал, что лошади произведут должное впечатление, бега заинтересуют власти, затихнут разговоры о ненужности заводов, и наше дело в среде губернских работников получит признание.

Первый, с кем я поделился своим проектом, был Ратомский. Он внимательно выслушал меня и затем категорически заявил, что мой проект неосуществим, что устроить бега на неготовых лошадях невозможно, нет необходимого бегового инвентаря, в Туле на ипподроме нет беседки, которая разобрана и растащена жителями на дрова, нет фуража, чтобы подготовить выставочных лошадей, и прочее. Ратомский был большим пессимистом и спорщиком. Он, как и его брат, оба классные наездники, отличался необычайным упрямством, в чем, очевидно, сказывалось его польское происхождение. Но во многом он был прав. Я и сам предвидел трудности этого предприятия, поэтому понял, что провести показательные бега и устроить выставку будет не так-то легко. Однако не в моем характере отступать перед трудностями, и решив, что это необходимо для дела, я приступил к осуществлению проекта.

На другой же день я поехал в Тулу и рассказал о своей идее специалистам отдела. Те сразу стали на дыбы, категорически заявив, что они против этой затеи. В первой инстанции дело было проиграно, оставалась коллегия ГЗУ – Губернского земельного управления. Я переговорил с завотделом коневодства и не пожалел нужных слов, чтобы доказать ему, что мероприятие это привлечет представителей от Наркомзема, что это будут первые показательные бега и выставка в республике, а, стало быть, Туле будет принадлежать инициатива и заслуга осуществления нового мероприятия. Завотделом хотел блеснуть тем, как у него поставлена работа, желал выдвинуться, и таким образом я встретил у него поддержку. Губисполком дал разрешение на устройство бегов, скачек и выставки, а я был назначен председателем комитета по осуществлению этого мероприятия. Специалистам из отдела ничего не оставалось, как сделать приятное лицо и приняться за работу.

Через несколько дней я собрал первое заседание комитета, и тут подтвердилась безотрадная картина: на ипподроме не места для судей и приглашенных лиц, забор вокруг дорожки был снесен, дорожка в беспорядке, через круг проложена дорога – словом, не беговой ипподром, а место, где когда-то происходили бега. Кроме того в заводах не было инвентаря, кормов, особенно отрубей, лошади не несли правильной работы, уровень наездников был самый низкий. В протокол занесли мнение о том, что предложенное мною мероприятие неосуществимо. Ратомский тоже уговаривал меня махнуть рукой и бросить затею, хотя и оговаривался, что конская выставка имела бы значение для нашего дела. «Ну, тогда надо ее осуществить во что бы то ни стало», – ответил я и решил действовать более энергично. Опять имел собеседование с завотделом, убедил его, что сдаваться нельзя, так как это будет провалом перед губисполкомом. С этим Заведующий согласился и предоставил мне полную свободу действий. Тогда я вызвал в Тулу всех заведующих заводами, наездников и их помощников и сделал им краткое сообщение о сущности дела. Они приняли мои слова горячо, глаза у них разгорелись, на лицах была радость. Раздались слова одобрения, что давно надо это было сделать, что в этом спасение, иначе заводы погибнут, замрет интерес к ним, а потом их вероятнее всего ликвидируют совсем. Мне обещали самую широкую поддержку, обещали работать день и ночь, чтобы не ударить лицом в грязь.

Я предложил выбрать Ратомского техническим устроителем бегов, а на себя взял хозяйственные заботы и общее руководство. Ратомский собрал всех будущих участников выставки. Долго галдели, спорили, и наконец каждый завод составил список лошадей, которых обязуется подготовить к выставке и бегам. Я просмотрел списки, внес изменения, утвердил их и предложил тотчас же разъехаться по заводам и приняться за работу. В заключение добавил, что в следующий раз увижусь со всеми уже на беговом кругу; слова были встречены аплодисментами.

Началась подготовка лошадей, я оставался в Туле. У бывших охотников скупили призовой инвентарь, деньги удалось вырвать в ГЗУ, отруби и овес я выпросил в губпродкоме, сыграв на самолюбии туляков. Потом я взялся за ипподром. Тут проблем было больше, но все их, хотя и примитивно, удалось разрешить. Беседку, конечно, временную, всё же с вышкой для судей, подобием трибун и ложей для начальства сделали рабочие из отдела лесозаготовок, во главе которого по счастливой случайности оказался сын сторожа, служившего до революции на тульском бегу. По тем тяжелым временам, когда для получения пуда гвоздей требовалось чуть ли не десять подписей, это было большим достижением. Забор вокруг бегового круга сделать было нельзя, так что пришлось обойтись без него, но дорожку силами ближайшего совхоза привели в относительный порядок, и по ней можно было ехать, не рискуя поломать или вывихнуть лошади ногу. А в заводах кипела работа, и по мере того, как приходили лошади, наездники и весь прочий персонал окрылялись все больше и больше и с нетерпением ждали наступления торжественного дня. В Прилепах старик Ратомский готовил к бегам Удачного, волновался и переживал, приблизительно то же самое чувствовали и наездники на других заводах.