Вера Буданова - Великое переселение народов - этнополитические и социальные аспекты

Возникновение новых этносоциальных общностей у германцев было ускорено их переселением на земли Римской империи. К этому времени у германцев сохранялись еще некоторые черты прежнего родоплеменного устройства. Лишь свободные германцы могли участвовать в судебных собраниях и оказывать влияние на политическую жизнь. Из них формировалось военное ополчение, после походов они получали часть добычи. Только из числа соплеменников избирались конунги. Поселение германцев в римских провинциях сопровождалось переходом от родовой организации к территориальной. Внутренние стимулы для создания устойчивой этнической общности были довольно слабыми. Однако имелась потребность в управлении завоеванными территориями и удерживании власти над местным населением. Этническая структура тех районов Империи, куда переселялись германцы, была довольно пестрой, как неоднородным был и этнический состав самих германцев [543]. В римские провинции Империи переселились племена, далекие друг от друга по происхождению. Господствующее положение среди них обычно принадлежало какому-либо одному наиболее сильному племенному союзу [544]. Расселение «пришлых» племен сопровождалось интенсивными этническими процессами. Взаимодействие не связанных родством этносов, вероятно, имело сложный характер. Нам известны лишь конечные результаты этих процессов, которые шли не одно столетие и завершились победой латинского языка и латино-иберийского этноса в одних районах и германо-кельтского в других [545].

В подобной многоэтничной ситуации этническая принадлежность имела престижное значение и зачастую определяла статус человека. Население тех районов, куда переселялись германцы, постепенно принимало германские имена, если это им давало какие-то выгоды. В литературе отмечалось, что, например, применительно к Галлии решающей вехой подобных процессов следует считать VI–VII вв., когда количество германских антропонимов увеличилось и продолжало расти, достигнув в VIII–X вв. своего максимума: в некоторых районах Северной Галлии доля варварских имен превышала в это время 90 процентов. Стимулом для принятия германских имен были соображения престижного характера: знать стремилась влиться в правящую франкскую элиту, а низшие слои – повысить свой социальный статус [546]. Имел место и обратный процесс, когда в ходе Переселения германцы принимали латинские, греческие, а после принятия христианства и ближневосточные имена.

«Качели» престижности и динамика принятия имен в некоторой степени отражали и сложные глубинные процессы, связанные с развитием феномена этносоциальной корпоративности германцев. В ходе Переселения у них имела место как этническая корпоративность, которая объединяла этнооднородные германские племена и позволяла им быть ядром какого-либо исторического действия, события, так и этноориентированная корпоративность, имеющая в большей степени социальный характер. Именно она сплачивала в послеадрианопольский период этнически разнородные племена вокруг одного, которое более ярко несло в себе главную идею, или как считает Р.Венскус, «ядро традиции» сплочения, и наиболее последовательно реализовывало цели этого сплочения. Такое племя выступало как бы коллективным лидером, побуждало ведомые им племена принимать порой хотя бы на время не только этнические имя своего лидера, но и усваивать некоторые стереотипы его поведения. В ходе переселения на земли Империи готы, вандалы, бургунды, франки, лангобарды сплотили под свои знамена множество племен и народов, которые не всегда были одной с ними крови, например, аланы, сарматы, но которые принимали обычаи и правила, образ жизни и систему ценностей этих германцев. Безусловно, нельзя преувеличивать степень внутренней солидарности и закрытости таких этносоциальных объединений. Они имели разную степень консолидации. Нельзя забывать о наличии еще и такого психологического фактора, как само чувство принадлежности к тому или иному «большому» племени. Это чувство создавало некий комфорт, ибо оно поддерживало, вдохновляло, спасало и ограждало. Сознание принадлежности к определенной этносоциальной общности, «большому» племени, превратилось для германцев в один из главных признаков, отделяющих «своего» от «чужака».

Процессы консолидации и развития этносоциальной корпоративности германцев были теснейшим образом связаны с динамикой института власти. Известно отношение германцев к авторитету власти, почти мистическая их вера в то, что народ и конунг связаны одной судьбой [547]. Отношение к власти конунга определяло социальный статус рядового германца. Через это отношение формировалась определенная система ценностей. Династические браки служили высшим залогом стабильности. Властные структуры выступали в качестве того ядра, вокруг которого консолидировалась конкретная этносоциальная общность германцев. Они играли роль арматуры, скрепляющей племя, союз племен и тем самым выполняли важную этническую функцию. Позже, в варварских «королевствах» имела место даже тенденция к фиксации этнических границ средствами власти. Местное население жило по римскому праву, а германцы по своим законам. Им вверялась военная служба и защита «королевства», а римлянам административное управление и юриспруденция [548]. Один из способов фиксации этнических границ – это переселение, когда из прежних своих ареалов народ перемещается в этнически чуждую им среду. Притом такие переселенные группы (например, готы Атанариха или «малые готы») обычно искусственно средствами власти поддерживались как замкнутые. Власть конунга усиливала и закрепляла естественную в таких условиях тенденцию к сохранению своей этнокультурной индивидуальности.