Это далеко не полный перечень сочинений на исторические темы в Англии XVI в. Можно упомянуть еще и многочисленные переводы античных историков, публикации по истории стран Европы, описания древностей на территории Англии и многие другие повествования, в названия которых включалось столь притягательное слово «история».
Тот же живой интерес к истории в значительной мере обусловил расцвет английской исторической драмы, кульминация которого совпала с последним десятилетием XVI и самым началом XVII в.
Из дошедших до нас 56 исторических драм (изданных между 1519 и 1603 гг.) 36 были опубликованы в последние 15 лет XVI в. {15} 15 См.: Ribner J . English History Plays. Princeton, 1957, p. 319 ff.; Campbell L. Shakespeare’s Histories. San-Marino, 1947, ch. I; Rees M. The Cease of Majesty. London, 1961, p. 30 ff.
Особой популярностью пользовались драмы на сюжеты английской истории. Естественно, что выбор падал на моменты, отличавшиеся глубоким драматизмом, на периоды общенациональных политических кризисов. Так, были опубликованы две драмы, посвященные Ричарду II, три — Ричарду III, три — Иоанну Безземельному и т. д.
Панегириками по адресу истории, на различный лад повторявшими и «развивавшими» определение Цицерона («учительница жизни»), можно было бы заполнить объемистый фолиант. Какими только достоинствами ее не наделяли! Из многочисленных образцов подобной риторики приведем самый краткий: история — это «эссенция разума, сливки опыта, сок мудрости, сердцевина рассудка, библиотека знаний, ядро политики, разоблачительница скрытого, календарь времени, светильник истины, жизнь памяти…». {16} 16 Holinshed’s Chronicles of England…, v. VI. London, 1807–1808, p. 4.
Практическая, прикладная польза истории в представлении современников Шекспира поистине не знала себе равных. Если суммировать многочисленные суждения на эту тему, то окажется, что история является вернейшим средством для решения самых различных общественно-политических и моральных проблем современности, необходимейшим руководством в повседневной жизни как общества в целом, так и отдельно взятого человека.
В истории увидели школу политики, сокровищницу опыта, ведущего к открытию универсальных принципов власти, суверенитета, управления, ничем не заменимую школу морали, житейской мудрости и дальновидности. «На примерах прошлого, — читаем мы в предисловии Ж. Амио к переводу „Жизнеописаний“ Плутарха, — [история] учит нас [здраво] судить о вещах настоящего и предвидеть будущее с тем, чтобы мы могли знать, чего желать и чему следовать, что отвергать и чего избегать». {17} 17 Plutarch’s Lives. Englished by Th. Norts, v. 1. London, 1895, p. 8.
Таким образом, заключает он, историки «полезнее философов», поскольку они не только утверждают, но и «иллюстрируют» свои положения «соответствующим течением событий», они лучше поэтов, ибо при всех преувеличениях всегда основываются на истине.
Вообще надежды на практическую полезность исторических знаний были столь велики, что в них усматривали чуть ли не предпосылку человеческого счастья. «История наставляет, как жить благополучно и счастливо, поэтому знания ее в равной мере нужны и правителю и подданному, особенно же они важны для того, кто стоит у кормила правления стран и народов». {18} 18 Цит. по: Baker H. The Race of Time. Toronto, 1966, p. 18.
«Что может быть более приятного или полезного, чем наблюдать — как будто мы сидим в театре — драму человеческой жизни… чем приобретать знания и мудрость, изучая судьбы других и при этом не подвергая себя какой-либо опасности». {19} 19 Ibid., 47.
Каковы же были объективные причины этого очевидного поворота общественного сознания к «картинам прошлого», к «человеческой драме», ставшей историей? Исходной и всеопределяющей предпосылкой указанного поворота был переломный, кризисный характер века, наслоение на противоречия, подрывавшие старый порядок, противоречий, привнесенных в общество процессом так называемого первоначального накопления и генезиса капитализма. Один за другим в стране вспыхивали острейшие социальные конфликты. И хотя они могли резко различаться по своим масштабам и по своим декларированным целям, все они отражали смену времен, смену исторических эпох. Поскольку происходившее не имело ни объяснения, ни оправдания в традиционной системе ценностей, современникам в поисках умственной и моральной опоры ничего другого не оставалось, как только, разумеется в рамках дидактического истолкования сюжета, обращаться к урокам истории, к примерам. В этом заключалось одно из проявлений давно замеченной закономерности: историческое сознание изначально являлось и долго оставалось функцией сознания трагедийного. {20} 20 См.: Voltaire’s Correspondence. Th. Besterman (Ed.). Genève, 1953, v. IV.
В период крутых поворотов в судьбах народов общественное сознание постоянно обращается к опыту прошлого — безразлично к собственному или чужому, к истории не только как к источнику надежды и мужества, но и как к кладезю «мыслительного материала» для объяснения происходящего и «предсказания» грядущего.
Читать дальше