Представительство Дивьера в Курляндии способствовало тому, что там восторжествовали российские интересы. Однако Анна затаила на человека, который разлучил ее с женихом, жгучую бабью обиду: впоследствии, став императрицей, она это ему припомнит.
По возвращении из Митавы в Петербург Антон Мануилович застал там картину мрачную и неутешительную. Екатерине все чаще нездоровилось, что сулило скорый и недобрый исход. Меншиков интриговал: чтобы удержаться на плаву и сохранить за собой неограниченную власть, он удумал возвести на престол внука Петра I, двенадцатилетнего Петра Алексеевича, и обручить его со своей дочерью Марией. При этом сам светлейший до достижения отроком совершеннолетия становился регентом империи.
Политическая наглость, всесилие и умопомрачительное богатство Меншикова стояли костью в горле у многих видных царедворцев, кои всеми средствами старались противодействовать властолюбивым замыслам бывшего пирожника. Против временщика составилась целая партия, во главе которой находились герцог Голштинский Карл-Фридрих, Петр Толстой, Иван Бутурлин, Александр Нарышкин, Григорий Скорняков-Писарев, Андрей Ушаков и другие. Узнав о происках шурина, Дивьер не только присоединился к партии врагов Меншикова, но и стал одним из самых деятельных ее членов.
Развязка наступила ранее, чем ее ожидали. У императрицы открылась горячка. Меншиков, находившийся при больной неотлучно, и подсунул ей духовное завещание, по которому трон переходил к малолетнему Петру, а сам князь становился без пяти минут императорским тестем. Дни врагов светлейшего были сочтены, и для сокрушительного удара по супротивникам он ждал лишь удобного случая.
Случай представился скоро. Поводом к расправе стал невоздержанный язык Дивьера, не в меру развязавшийся из-за сильного подпития. Вот как рассказывается об этом в документе, составленном, по-видимому, Меншиковым и подписанном за неграмотную Екатерину ее дочерью Елизаветой: «Во время нашей, по воле Божьей, прежестокой болезни параксизмуса, когда все добродетельные наши подданные были в превеликой печали, Антон Дивьер, в то время будучи в доме нашем, не только не был в печали, но веселился и плачущую Софью Карлусовну (Скавронскую, племянницу императрицы. – Л. Б. ) вертел вместо танцев и говорил ей: “Не надо плакать”… Анна Петровна (дочь Петра I. – Л. Б. ) в той же палате плакала. Дивьер в злой своей предерзости говорил: “О чем печалишься? Выпей рюмку вина!”» Примечательно, что серьезным пунктом обвинения обер-полицмейстера стало его вертопрашество, будто бы юному великому князю Петру Алексеевичу он «напоминал, что его высочество сговорился жениться, а они за его невестою будут волочиться, а его высочество будет ревновать».
Разумеется, пьяный кураж Дивьера был для Меншикова лишь поводом к тому, чтобы поквитаться с птицами поважнее. И о сем говорилось в новом указе от имени Екатерины: «Я и сама его, Дивьера, присмотрела в противных поступках и знаю многих, которые с ним сообщники были; того ради объявить Дивьеру, чтобы он объявил всех сообщников». В тот же час Антон Мануилович был схвачен, вздернут на дыбу и после двадцати пяти ударов повинился во всем, назвав и всех своих подельников.
Буквально за несколько часов до кончины императрица по подсказке Меншикова подписала указ о наказании виновных: «Дивьера и Толстого, лишив чина, чести и данных деревень, сослать: Дивьера в Сибирь, Толстого с сыном в Соловки; Бутурлина, лиша чинов, сослать в дальние деревни; Скорнякова-Писарева, лиша чинов, чести, деревень и бив кнутом, послать в ссылку» и т. д. Светлейший распорядился приписать к указу слова, относившиеся непосредственно к зятю: «Дивьеру при ссылке учинить наказание, бить кнутом». Не пощадил временщик и собственную сестру Анну, велев ей вместе с малолетними детьми Антона Мануиловича безвыездно жить в дальней деревне.
А самого Дивьера вкупе со Скорняковым-Писаревым, чтобы жизнь медом не казалась, Меншиков упек в холодную Якутию, в Жиганское зимовье, что на пустынном берегу Лены, в 9000 верст от Петербурга и в 800 верстах от Якутска. В этой забытой Богом глухомани ссыльные часто нуждались в самом необходимом, питаясь одним хлебом и рыбой. Несчастным запрещалось даже общаться друг с другом, за чем бдительно следил приставленный к ним караул.
Вести доходили к ним, отрезанным от мира изгнанникам, спустя не месяцы – годы. Вот уже упала звезда «прегордого Голиафа» Меншикова, который в 1729 году испустил дух в ссылке, в таежном Березове; преставился и юный император Петр II; а вступившая на престол Анна Иоанновна, памятуя о Дивьере как о разлучнике со своим бывшим амантом, не спешила облегчить участь опального графа.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу