Элла Сагинадзе - Реформатор после реформ - С.Ю. Витте и российское общество. 1906–1915 годы

«Одной опасностью меньше», – заявила черносотенная «Земщина». Покойный, указывала газета, был человеком «вызывающим сильный инстинктивный страх ‹…› вполне планомерным служением жидам» [824]. «Одним вредным для России человеком стало меньше», – подхватило вскоре «Русское знамя» [825]. Другой листок крайних правых так характеризовал умершего: «По природе властный, настойчивый, мстительный и в то же время не гнушающийся никакими средствами для достижения своих целей. ‹…› Вся деятельность Витте покажет полное отсутствие в нем любви к России и непомерную гордость, которая не удерживала его от нанесения сознательного вреда России» [826]. В «Русском знамени» Витте называли «космополит-масонским бюрократом» и восклицали: «Сохрани Господь Россию от бюрократов подобного рода, да еще если они – высокого ранга» [827].

Общую тональность статей и прозвучавшие в них обвинения вряд ли можно считать неожиданными: представители радикального консервативного политического спектра еще в период государственной деятельности Витте ненавидели его за роль в событиях октября 1905 года, считали врагом «национального капитала». Поразительно, но даже после своей смерти, которой предшествовала многолетняя отставка, Витте оставался для них изменником и виновником всех бед России. Эти отклики красноречиво свидетельствуют о силе многолетнего неприятия министра сторонниками подобных взглядов.

В ином свете представал Витте перед читателем либеральных изданий. И.В. Гессен назвал Сергея Юльевича человеком «совершенно исключительным». В главном печатном органе кадетской партии Гессен писал: «Граф Витте все свое огромное значение носил в себе самом. Обстановка ему ничего не давала в течение всей его карьеры. Напротив, он сам [здесь и далее курсив мой. – Э.С .] смелостью и решительностью действий, грандиозностью своих планов создавал новую обстановку государственной жизни…». Только однажды – в 1905 году – обстоятельства взяли над ним верх: «Для этих исключительных условий граф Витте оказался недостаточно крупным, как, наоборот, был слишком крупным для того, чтобы ориентироваться в господствующих течениях и отдаться сильнейшему» [828]. В той же газете выдающийся экономист М.И. Туган-Барановский, критически оценив результаты государственной деятельности министра, признавал: «Железная воля, ясный ум, способность управлять людьми и поразительная трудоспособность выдвинули бы Витте во всяком обществе и во всякой стране. Тем более бросились в глаза эти качества в России, столь бедной сильными характерами и яркими индивидуальностями. ‹…› Никто до Витте и после него не умел так блестяще организовать сложное государственное хозяйство в различнейших областях народной жизни» [829].

Писали о Витте и те, кто хорошо знал его лично. В.И. Ковалевский, долгое время проработавший бок о бок с Сергеем Юльевичем в Министерстве финансов, так оценивал его в «Биржевых ведомостях»: «Это не средний статистический человек, не формулярный список с прохождением высоких степеней, не чиновник с большим показателем, поставленным чужой рукой, а выпуклая величина, яркая индивидуальная государственность – во весь рост и в полном значении этого слова» [830].

Итак, ряд либеральных изданий создавали на своих страницах образ не просто крупного чиновника, но личности для России исключительной и не укладывающейся в привычные рамки. Особо подчеркивалось благосклонное отношение министра к периодической печати [831], отмечалась чуждость Витте бюрократической рутине, демократизм и полное отсутствие мелочности и формализма [832]. В статье с говорящим названием «Исполин мысли» В.И. Ковалевский заявлял: «Демократом был он и по привычкам. Витте всегда ставил формы на задний план, ища сущности вопроса и стремясь провести эту сущность в жизнь» [833].

Может быть, самая объемная характеристика отставного реформатора принадлежит известному политическому и общественному деятелю П.Б. Струве. Он посвятил памяти Витте статью в «Русской мысли», которую отказывался считать некрологом. По мнению Петра Бернгардовича, личность сановника была настолько масштабна, незаурядна и выразительна, что любая ретушь при ее оценке неуместна: «Это была сложная и противоречивая фигура; и все различные уклоны, складки и противоречия ее были обнажены, и именно в их обнаженности, если угодно, заключалось в значительной мере своеобразие этой исторической фигуры». Отмечая непомерное самолюбие государственного деятеля и отсутствие у него моральных принципов, Струве подчеркивал, что в отношении нравственности «личность Витте… не стояла на уровне его исключительной государственной одаренности», что «он был по своей натуре беспринципен и безыдеен» [834].