Элла Сагинадзе - Реформатор после реформ - С.Ю. Витте и российское общество. 1906–1915 годы

В этой статье – надо заметить, как и в письме М. Леоновича, – имеется отсылка к осведомленности графа в финансовых и биржевых операциях. Качества, присущие ему как многоопытному министру финансов и обычно расцениваемые современниками скорее в негативном ключе, – хитрость, изворотливость, смелость, ловкость – в данном случае превращались в его преимущества, делая графа потенциальным медиатором в разрешении острейшего и запутанного общеевропейского конфликта.

В следующем фельетоне, от 6 июня, написанном также от лица Менахем-Мендла, Шолом-Алейхем заявлял об этом еще более откровенно:

Я завидую Вите, в котором купеческий азарт сочетается с хитростью настоящего биржевика, прирожденного шпегелянта. Поговаривают, дал бы Бог, чтобы это оказалось правдой, что вскоре он снова возвысится. Я бы тогда, – говорю я, – тоже возвысился. У меня для него, – говорю я, – есть особая комбинация, и с ним мне не понадобится никакой посредник. С ним я сам смогу, – говорю я, – обо всем договориться. Он когда-то жил в Одессе, так, говорят, он хорошо понимает по-еврейски, в крайнем случае у него жена мишелону, ее зовут Матильда… Это не секрет, с ней знакомы гомельские маклеры… [511]

Разумеется, следует иметь в виду, что в этих фельетонах изложена точка зрения не самого Шолом-Алейхема, а вымышленного героя, маски, которая транслирует вкусы и мнения «простых людей», мещанских еврейских кругов. Этот источник прекрасно иллюстрирует и сложившуюся юдофильскую репутацию Витте. Снова актуализируется сюжет с его супругой как связующим звеном между графом и евреями. Важно подчеркнуть, что мнимое юдофильство сановника расценивается в данном случае, безусловно, положительно.

Иными словами, можно утверждать, что слухи о назначении Витте министром иностранных дел имели хождение не только среди «высшего общества», но и в мещанских (в частности – еврейских) кругах. Кроме того, можно говорить об их широкой распространенности. Также можно утверждать, что Витте не был главным распространителем этих сплетен. Невозможно представить, чтобы у публициста еврейской газеты существовала договоренность с отставным министром. Скорее, эта тема была у всех на устах, а потому и стала предметом обсуждения.

Весьма характерна тактика Витте в связи с появлением подобных разговоров. Отставной министр не высказывался публично о том, что стремится занять министерский пост, однако не упускал возможности раскритиковать действующих дипломатов. Так, в октябре 1912 года, вскоре после начала Первой Балканской войны, в письме к своему давнему корреспонденту, американскому журналисту Г. Бернштейну, Витте выразил мнение относительно проблем международной политики: «Что касается положения на Балканах, кажется мне, что оно поведет к весьма серьезным последствиям. ‹…› В данном случае неожиданностью является только близорукость или, правильнее говоря, полная слепота официальных дипломатов, которые не предвидели возможности такого случая, не приготовились к нему и еще по нынешний день ходят ощупью в потемках. О, какая замечательная убогость талантами» [512].

В этом же письме Витте опровергал сплетни о своем скором назначении: «Что же касается носящегося слуха, что вскоре я займу пост министра иностранных дел, то могу вам сказать, что для меня теперь было бы слишком поздно начинать карьеру, тем более когда я ее давно окончил». Тем не менее граф оставлял себе простор для маневра, намекая: «Разве только какие-нибудь чрезвычайные обстоятельства могли бы заставить меня изменить свой взгляд на это дело» [513]. В мае 1914 года он вновь убеждал Бернштейна, что возвращаться к активной политической деятельности не собирается [514]. Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что отставной государственный деятель был осведомлен о перлюстрации и поэтому понимал: среди тех, кто прочтет его письма, будут и агенты ДП, а в исключительных случаях и сам Коковцов. Данное обстоятельство следует учитывать, анализируя корреспонденцию Витте, – это касается, например, даже его письма к сестре, где он опровергает ее сведения о своем новом возвышении [515].

Кроме того, в целом ряде писем он пытался создать образ опытного эксперта в международных делах, не в пример действующим дипломатам. В письме к издателю Б.Б. Глинскому, комментируя разразившуюся Первую Балканскую войну, Витте вскользь упоминал о Портсмутском мире: «Мы переживаем великий исторический момент. ‹…› Один из главнейших мотивов заключения Портсмутского договора – освободиться от бездны Дальнего Востока, чтобы быть в подобающем положении на Западе. Прошло 7 лет – не может быть, чтобы мы не были готовы, конечно, не для того, чтобы воевать, а для того, чтобы иметь свое “я”, а не “я” почтеннейших Пуанкарэ [sic. – Примеч. ред. ], Грея и прочих уважаемых деятелей» [516].