Олег Будницкий - Терроризм в российском освободительном движении - идеология, этика, психология (вторая половина XIX — начало XX в.)

«Свидетель истории», на глазах которого прошли все стадии революционного терроризма в России и, кстати, один из редакторов словаря Брокгауза и Ефрона, К.К.Арсеньев, в дни большевистского террора в Петрограде, попытался проследить происхождение термина «террор». Заметив, что «в политический обиход» его ввела Великая французская революция, он писал, что « новый смысл выражение террор получило, в семидесятых и восьмидесятых годах, у нас, в России, когда оппозиционные течения, жестоко и бессмысленно подавляемые, вызвали ряд политических убийств » [23] Арсеньев К. К. Из недавнего прошлого / РГАСПИ. Ф 274. Оп. 1. Ед. хр. 39. Л. 21. .

Таким образом, возникновение революционного терроризма современники событий относили к рубежу 70—80-х годов девятнадцатого века, справедливо усмотрев в нем явление новое и не имеющее аналогов.

Разумеется, политические убийства практиковались в Европе и ранее, в начале и в середине XIX столетия, отдельными лицами (К.Занд, Ф.Орсини и др.) и даже организациями (карбонарии в Италии). Однако говорить о соединении идеологии, организации и действия — причем носящего «публичный» характер — мы можем лишь применительно к последней трети XIX века. В это время террор становится системой действий революционных организаций в нескольких странах, найдя свое классическое воплощение в борьбе «Народной воли» (хотя сами народовольцы не рассматривали свою организацию как исключительно или даже преимущественно террористическую).

Можно с уверенностью сказать, что превращение терроризма в систему было бы невозможно ранее по чисто техническим обстоятельствам. Возникновению терроризма нового типа способствовал технический прогресс — изобретение динамита, а также развитие средств массовой информации и способов передачи информации, в частности, телеграфа. Это многократно увеличило пропагандистский эффект террористических актов.

Совершенно справедливо пишет З.Ивиански, что «политический террор, применяемый в современном мире, является качественно новым феноменом, существенно отличающимся от политических убийств, практиковавшихся в древности и в начале нового времени. Современный террорист не только использует методы, отличающиеся от тех, которые использовал политический убийца (в древности и в новое время. — О.Б.), но он также по другому смотрит на свою роль, общество и на значение своего акта». Столь же справедливо Ивиански усматривает непосредственные корни «индивидуального террора» в конце девятнадцатого столетия [24] Iviansky Z. Individual Terror: Concept and Typology. P. 43. .

Современный террор, полагает Ивиански, начался с лозунга «пропаганды действием», провозглашенного впервые в декларации итальянской федерации анархистов в декабре 1876 года, а затем развитым и обоснованным французским анархистом Полем Бруссом.

Конец девятнадцатого века был периодом непрерывного анархистского террора в Европе и США, террористической борьбы в России и борьбы за национальное освобождение, с использованием террора, в Ирландии, Польше, на Балканах и в Индии. Таким образом, налицо три типа терроризма, каждый из которых характеризуется его собственной идеологией и способом действия — ассоциируемый с анархизмом, с социальной революцией и с борьбой за национальное освобождение. « Однако, глядя в широкой исторической перспективе , — пишет Ивиански, — различия перекрываются фундаментальными чертами, которые являются для них общими » [25] Iviansky Z. Op. cit. P. 50, 43. .

Ивиански связывает возникновение российского революционного терроризма прежде всего с борьбой за социальную революцию; однако позднее, в начале двадцатого века, в Российской империи были представлены и другие типы терроризма — анархистский и национально-освободительный, характерный для Польши, Армении и отчасти Финляндии.

В нашей работе речь идет о терроризме, направленном, в конечном счете, на осуществление социальной революции; мы полагаем, что при всем отличии идеологии, обосновывающей терроризм, и тактики, применяемой террористами — «политиками» и анархистами, их следует рассматривать в рамках общероссийского революционного движения. Другое дело — терроризм на почве национально-освободительной борьбы. По нашему мнению, это терроризм иного типа; у него другие идеологические, политические и психологические корни; его, собственно, трудно отнести к русскому революционному движению. Если проиллюстрировать эту мысль на «персональном» уровне, то наиболее показательными могут служить фигуры гимназических друзей и прославленных террористов Бориса Савинкова и Юзефа Пилсудского. Вряд ли кому-нибудь придет в голову отнести последнего к числу российских революционеров.