Олег Арин - О любви, семье и государстве [Философско-социологический очерк]

Георг Вильгельм Гегельуже в самых ранних своих работах, точнее фрагментах («Любовь и религия», «Любовь») усматривал в противоречиях любви субъекта и объекта потенцию бессмертия. Причем, как и категория силы, любовь обладает аналогичным свойством экспансии, господства. Господство же это достигается путем разрешения противоречия между желаниями и действительностью, которое ведет к слиянию субъекта и объекта в неком едином, называющемся любовью. По мере разработки Гегелем понятийного аппарата любовь начинает у него жить по законам диалектики, и в таком качестве мы встречаемся с ней в серии лекций, прочитанной им в Иене. В практически не цитируемой работе «Иенская реальная философия», во втором разделе Гегель анализирует понятия интеллекта и воли. Последнее (воля) через ряд ступеней развития: побуждение, знание подступает к познанию «предмета», который до этого находился в раздвоенном состоянии «крайних предметов» (или «терминов»), т. е. как нечто пассивное, для-себя-сущее. Но их взаимное движение друг к другу благодаря побуждению трансформирует эти нечто в бытие-для-другого, иначе говоря, другой «знает себя во мне». Такое познание Гегель называет любовью.

Это — когда «каждый крайний <���термин> наполняется Я, и так непосредственно есть в другом» [27] Гегель. Работы разных лет, т. 1, с. 311. . То есть произошло слияние двух Я. «Это, — пишет Гегель, — стихия нравственности, но еще не сама нравственность» (там же). Побуждение только объединяют два Я, но это еще не достаточно для предметной или удовлетворенной любви. Необходимо движение для порождения третьего, и оно, движение вступает в силу (не может не вступить из-за противоречий между каждым Я-для-другого). Далее я хочу привести цитату, от которой склонный к философии читатель получит истинное наслаждение. Гегель рассуждает:

Удовлетворенная любовь сначала становится предметной для себя таким образом, что это третье есть иное, нежели сами крайние (термины), или же любовь есть инобытие, непосредственная вещность, в которой любовь познает себя не непосредственно, а существует ради другого (подобно тому, как орудие не содержит деятельности в себе самом); или оба познают свою взаимную любовь через взаимное услужение, посредством третьего, которое есть вещь. Это есть средство, именно средство любви; подобно тому, как орудие есть сохраняющийся труд, так и это третье тоже есть нечто всеобщее; это длящаяся, сохраняющаяся возможность ее существования (с.312).

Для не склонного к философии читателя поясняю. Гегель анализирует движение понятия любви через другие понятия (иное, инобытие, предмет, вещь), т. е. рефлексии, а не их сущности. Здесь ему надо было показать, что любовь, чтобы сохраниться как целое, должна поначалу раздвоиться на «крайние термины», т. е. два Я, бытие между которыми должно быть заполнено третьим, иным, вещью. Именно эта вещь воплощает в себе всеобщее, т. е. дает возможность сохранения двух Я через третье. Если слово третье заменить словом ребенок, то сразу же станет ясной и бытийная сторона любви. То есть любовь из абстракции становится предметной, вещной. Ниже Гегель пишет: «Сама любовь не есть еще предмет. Но Я любви выходит из нее, отталкивает самого себя и становится для себя предметом. Единство обоих характеров есть только любовь, но еще не знает себя как любовь. [Как] таковую она знает себя в ребенке. В нем любящие созерцают любовь; [это] их самосознательное единство, как таковое» (с.313).

Но и это не все. Есть продолжение. Любовь как всеобщее через опредмеченную любовь становится единичным в ребенке. Ее завершенность как всеобщее фиксируется в смерти родителей. Единичное возобладало над всеобщим. Любовь, таким образом, прошла цикл развития через начало (побуждение, соединившее два Я), середину (третье) и конец — снятие любви (гибель двух Я). Но этот цикл бесконечный, поскольку два Я воплотились в третьем, которое начинает новое движение, в новых Я, в новых самостях, которые Гегель рассматривает как самодвижущиеся понятия.

Что отличает Гегеля от всех предыдущих философов? Прежде всего отсутствие интереса к проявлениям любви, ему важна была ее суть, которая возникает как одно из звеньев раскрытия понятия воли. Вместе с тем любовь сама превращается в развивающееся понятие, внутреннее содержание которого через «крайние термины» (каждый из которых сам по себе противоречив: Я- для-себя бытие и Я-бытие-во-вне) ведет к единству в форме всеобщего. Само развитие любви носит поступательный характер («это длящаяся, сохраняющаяся возможность ее существования»), завершая себя в «предмете» (ребенке), т. е. любовь неизбежно обязана порождать жизнь. Самое важное: возникновение любви обязано познанию. Это вытекает уже из того, что хотя любовь раскрывает себя в рамках понятия воли, но самой воле предшествует понятие интеллекта, т. е. знание. Это означает, что воля есть порождение знания, следовательно, любое ее проявление, в том числе и в форме любви, тоже есть знание. Из этого следует: не способные познавать, не способны и любить. Этим умозаключением отсекаются все басни о любви животных, не говоря уже о более низких ступенях органического мира. И, само собой разумеется, неорганического мира. Наконец, в его рассуждениях о любви мы не обнаружим никаких ссылок на богов, на всяческие чудеса и прочую чертовщину.