При таком отношении правительства к периодической печати новые издания разрешались очень неохотно, с большими затруднениями. В 1836 году в ходатайстве на разрешение нового журнала император Николай надписал: «И без того много», — после этого прямо было сделано распоряжение: «Представления о дозволении новых периодических изданий на некоторое время воспрещаются».
Пушкину много приходилось иметь хлопот с цензурой из-за желания издавать журнал или газету. Многократно в течение ряда лет делал он попытки стать редактором периодического издания, ему это долго не удавалось; раз сам государь разрешил было ему газету, но затем дозволение было взято назад. Только под конец жизни Пушкин получил разрешение издавать «Современник», по 4 книжки в год, — скорее сборник, чем журнал, но и тут он был стеснен и программой издания, и цензурными строгостями, так что ему приходилось только любоваться на «благородные раны», наносимые красными чернилами цензора статьям «Современника». Отношение Пушкина к периодической печати, то есть его публицистические статьи и его попытки сделаться редактором-издателем, представляется весьма интересным эпизодом в истории нашей прессы, и деятельность Пушкина-журналиста недостаточно еще оценена.
В 1844 году Грановский, после публичного курса, который так возвысил его популярность и авторитет, решил со своими друзьями издавать журнал. Был составлен капитал на паях, подали заявление о разрешении им «Ежемесячного обозрения». Грановский много ждал от будущего журнала, который, по его убеждению, мог принести значительную пользу, — «более, чем целая библиотека ученых сочинений, которых никто читать не станет». Но на просьбу Грановского долго не было ответа; наконец ответ пришел, и очень короткий: «Не нужно».
Если редакторам трудно было ладить с цензурными требованиями, если трудно было получить разрешение на издание журнала или газеты, то, напротив, легко было подвергнуться взысканиям, подпасть запрещению. За рассматриваемый период были запрещены журналы: «Литературная газета» — Дельвига, «Европеец» — Киреевского, «Московский телеграф» — Полевого, «Телескоп» — Надеждина и др. Как известно, «Телескоп» был запрещен за статьи Чаадаева, — автор их был признан сумасшедшим, а редактор Надеждин был сослан в Усть-Сы-сольск. Эти запрещения изданий, которые все были подцензурными, очень любопытны. С одной стороны, наказания, которым иногда подвергались при этом авторы и издатели, стояли в логическом и юридическом противоречии с самим принципом предварительной цензуры, как на это основательно указывал еще Радищев; с другой стороны, нередкие случаи, когда направление и содержание подцензурных изданий признавалось вредным, должны были убеждать правительство в том, что предварительная цензура не достигает своей цели.
Выше было уже сказано, что министр Уваров старался усилением цензурных строгостей добиться большей независимости и самостоятельности цензуры. Кроме отдельных распоряжений в этом смысле, он в 1846 году даже задумывал общий пересмотр устава. Все эти меры строгости, гибельно отзываясь на литературе, не доставили, однако, желательной независимости цензурному ведомству. И под конец сам Уваров должен был с очевидностью убедиться в этом.
Как европейские события 1830 года отозвались у нас усилением, между прочим, и цензурных строгостей, так еще более печальное влияние на внутреннюю жизнь России имели события 1848 года. Это отразилось опять и на цензуре. 2 апреля 1848 года учрежден особый негласный комитет, под председательством Бутурлина, — комитету этому был поручен высший надзор в нравственном и политическом отношении за духом и направлением книгопечатания. «Комитет 2 апреля 1848 г.» сделался высшим цензурным учреждением, которое объявляло министру высочайшую волю по цензурным делам и само давало ему свои указания, делало от себя замечания. Исчезла последняя тень независимости цензуры. Уваров, после попытки противостать бутурлинскому комитету, оставил министерство.
Негласный комитет 2 апреля 1848 года просуществовал до конца 1855 года; это время — с 1848 года по 1855 год — представляет самое полное господство цензурной опеки, и официальный историк нашей цензуры признает справедливым наименование этих лет «эпохой цензурного террора».
Европейские события 1848 года окончательно определили направление русской политики в конце николаевского царствования; это сейчас же и непосредственно отозвалось на цензурном ведомстве. Мы видели, какой цензурной строгостью отличалось время с 1830 года, но правительству казалось, что цензура еще слишком снисходительна, что печать наша слишком свободна. В начале 1848 года был учрежден негласный комитет под председательством Бутурлина для надзора за цензурой и за печатью [11] Несколько раньше был учрежден подобный комитет под председательством кн. Меншикова, с менее широкими задачами; затем он уступил вскоре место бутурлинскому комитету.
.
Читать дальше