Марк Блок - Короли-чудотворцы [очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространённых преимущественно во Франции и в Англии]

Говоря иначе, весь вопрос заключается в нашей оценке памятников, оставшихся от меровингской и каролингской династий: вправе ли мы считать, что, существуй обряд исцеления больных королями уже в то время, памятники его бы непременно отразили? Обратное представляется очень маловероятным, особенно применительно к VI веку – эпохе Фортуната и Григория Турского, и – в еще большей степени – к эпохе расцвета следующей династии. Возможно ли допустить, что, если бы Карл Великий и Людовик Благочестивый исцеляли золотушных посредством возложения рук, Санкт-Галлленский монах или Астроном умолчали бы об этом чудесном случае из жизни королей? что те приближенные ко двору авторы, которые составили блистательную плеяду Каролингского возрождения, не намекнули бы хоть несколькими словами на это великое деяние? Конечно, как я уже сказал, памятники, относящиеся к периоду между царствованиями Людовика VI и Людовика Святого, также ничего не говорят о чудесных исцелениях, но я очень скоро приведу свое истолкование этого молчания, продлившегося не больше трех царствований: я покажу, что оно объяснялось движением политической мысли, обусловленным григорианской реформой; главенствующие идеи того периода самым кардинальным образом отличались от тех, которые воодушевляли авторов, названных мною выше. Молчание же авторов меровингской и каролингской эпохи, несравненно более длительное, было бы необъяснимым, – не объясняйся оно просто-напросто отсутствием обряда, о котором мы ведем речь, в реальной жизни. Потомки Хлодвига или Пипина, бесспорно, никогда не считали, что королевский сан наделяет их даром исцелять кого бы то ни было.

Перейдем теперь к первым Капетингам. Житие второго государя из этой династии, Роберта Благочестивого, составил, как известно, монах Хельгот. Житие это выдержано в панегирических тонах. Роберт изображен в нем образцом всех добродетелей, особенно тех, какие должны были прийтись по душе монахам. В частности, Хельгот восхваляет доброе обхождение короля с прокаженными и по этому поводу замечает: «Божественный промысел наградил этого мужа величайшим даром – умением исцелять тела; благочестивой своей рукой дотрагивался он до ран и язв, осенял их крестным знамением и тем избавлял болящих от мучений и от недуга» 92.

Эти несколько фраз неоднократно становились предметом обсуждения. Замечательные эрудиты отказывались видеть в них первое свидетельство исцеляющей мощи королей. Рассмотрим их аргументы.

Что, в сущности, говорится в «Житии короля Роберта»? Что этот государь исцелял больных; однако о том, чем это его свойство объяснялось, особой божьей благодатью или наследственным призванием, в тексте нет ни слова. Не следует ли предположить, что Хельгот, обожавший короля, чьи славные деяния он описывал, и, возможно, старавшийся подготовить почву для его будущей канонизации, рассматривал чудесный дар Роберта как сугубо индивидуальное проявление его святости? Вспомним фрагмент из «Истории» Григория Турского, который я только что процитировал; мы сделали из него вывод, что лично король Гунтрамн считался святым, но династия Меровингов не считалась династией чудотворцев; быть может, и свидетельство Хельгота следует толковать таким же образом? Однако если присмотреться повнимательнее, сходство двух фрагментов окажется сугубо поверхностным. Текст Григория Турского был единственным исключением на фоне всех прочих памятников той эпохи, хранящих молчание относительно королей-врачевателей; для того чтобы установить наличие связи между целительными способностями сына Хлотаря и несомненным возникновением целительного обряда при Филиппе I, пришлось бы перепрыгнуть через пять столетий и три династии; пришлось бы предположить, что огромное множество авторов хранили молчание об обряде исцеления, не имея на то никаких причин. С текстом Хельгота все обстоит иначе. Роберта II отделяет от Филиппа I, его внука, лишь очень короткий промежуток в 29 лет, на который пришлось всего одно поколение и одно царствование – царствование Генриха I, самое малоизвестное и плохо изученное из всех; об этом государе мы не знаем вообще почти ничего; возможно, и он также исцелял больных золотухой, но рассказы об этом до нас не дошли, что совершенно естественно при нашей общей неинформированности об обстоятельствах его жизни.

Допустим на мгновение, что родоначальником прославленного обряда, историю которого мы пытаемся написать, был Роберт II, и посмотрим, как это могло произойти. Дружинники Роберта были убеждены, что он способен исцелять больных; мы знаем об этом от его биографа. Возможно, конечно, что они рассматривали этот дар как личное достояние их повелителя. Однако после смерти Роберта его потомки и преемники стали претендовать среди прочего и на эту часть родительского наследства. Нам неизвестно, надолго ли Хельгот пережил своего героя; возможно, биограф Роберта не знал об этих притязаниях его потомков, а может быть, зная о них, он по той или иной причине предпочел на эту тему не распространяться. Как бы там ни было, мы-то знаем совершенно точно, из текста абсолютно достоверного, что родной внук Роберта вскоре после его смерти демонстрировал те же способности. Поэтому нет ничего более естественного, чем предположить, что два столь близких хронологически поколения связаны одним чудесным преданием, можно даже сказать: одним обрядом; в обоих случаях, идет ли речь о Роберте или о Людовике VI (насчет Филиппа I подробности неизвестны), тексты сообщают о сходных исцеляющих жестах – сначала возложение рук, а за ним – крестное знамение. Хельгот, судя по всему, не считал «величайший дар», каким Господь наградил его короля, унаследованным от предков. Из этого можно с известной долей уверенности заключить, что Роберт II был первым из королей-чудотворцев, начальным звеном славной цепи, но, не входя в противоречие с фактами, никак нельзя заключить, что ни один король после Роберта не занимался врачеванием.