Альфред Козинг - «Сталинизм». Исследование происхождения, сущности и результатов

После смерти Сталина Маленков вынужден был впервые заявить об этом перед Центральным Комитетом КПСС на заседании в июле 1953 года. Хотя тогда все члены Политбюро утверждали, что никогда больше не допустят такого ненормального и вредного явления, вскоре выяснилось, что та же тенденция появилась и у преемников Сталина. Уже Хрущёв вновь начал произвол в решениях и действиях, а Брежнев настолько выстроил своё положение как генерального секретаря, что принимал важнейшие решения с помощью своих советников, а остальные члены руководства могли лишь соглашаться. Эта тенденция превознесения человека, находящегося на верхушке власти, была врождённой особенностью системы партийной структуры и не особо зависела от личного характера соответствующего генерального секретаря. Здесь царил иерархический порядок власти, требовавший субординации и дисциплины. От личных качеств если что-то и зависело вообще, то лишь степень, в которой кто-то использовал эти возможности.

Для сталинских кадров партия и её руководство были инстанцией с почти мистическим характером, принадлежать к ней было высшей честью, так как этим ты становился как бы в ряды армии, как уже сказал Сталин в 1924 году на похоронах Ленина. Превознесение партии культовыми обрядами постепенно настолько расширилось, что отношение к ней приобрело как бы религиозный характер. От её членов и низовых работников требовалась не только строгая субординация и дисциплинированное выполнение решений, но и их некритическое принятие, поскольку никто из членов партии не может быть умнее руководства; в нём сосредоточена «коллективная мудрость» партии.

Но такая интерпретация основывалась на полном искажении «демократического централизма», как уже указано выше. Тот, кто имел в основополагающих вопросах другое мнение или даже критиковал действия руководства, тем самым противопоставлял себя «линии партии», даже если его аргументы и мысли были правильными. Если он не был готов публично отказаться от своих «ошибочных взглядов», то это уже считалось «борьбой против партии» и в конце концов приводило к организационным мерам. Угроза исключения из партии была опасным оружием, поскольку исключение сказывалось на работе и жизни исключённого. Сначала последствия заключались зачастую лишь в потере работы и в дурной славе, потом добавились криминализация и преследования, а в апогее репрессий очень часто — приговоры к большим срокам или к смерти за «антисоветскую и контрреволюционную деятельность». Результатом, естественно, стало то, что серьёзные дискуссии и деловые споры об основополагающих вопросах партийной политики уже не могли происходить. Поэтому масса членов и работников партии всегда и по большей части искренне соглашалась с партийной линией, несмотря на то, что большинство из них из-за недостаточного уровня политического и теоретического образования совершенно не были способны оценить её объективно. Это с необходимостью вело к тому, что основой поведения стал беспринципный конформизм. Естественно, так не могли возникать устойчивые политические позиции и убеждения, основанные на специальных знаниях и критическом анализе, куда проще и удобнее было колебаться вместе с соответствующей линией партии, когда та изменялась.

Отсюда возникла слепая вера в начальство, которая в ВКП(б) и в советском государстве смогла возобладать тем легче, что она имела долгую традицию ещё в царской системе. Чем меньше становилось число старых большевиков в партии, которые были ещё соратниками Ленина, тем больше угасали внутрипартийные дискуссии, поскольку к тому времени все критики сталинской партийной линии были исключены, подвергнуты преследованиям, арестованы или убиты.

Это должно было в широком масштабе повлиять и на всё развитие общественного сознания, хотя такие влияния очень трудно обнаруживать. Вера в то, что у начальства всё под контролем и оно лучше знает, что нужно делать, вероятнее всего имела то последствие, что развилась по сути определённая деполитизация общественного сознания большинства населения, у которого и без того было достаточно забот о своих бытовых проблемах. В среде прогрессивной интеллигенции, приветствовавшей Октябрьскую революцию и социалистическую перспективу, тем временем произошло некоторое отрезвление и разочарование, поскольку по мере формирования сталинской системы правления всё больше ограничивалась свобода литературного, художественного и научного творчества, и, совершенно вопреки решению ЦК в 1925 году, осуществлялась мелочная опека и политико-идеологическая манипуляция со стороны догматических чиновников от культуры, отчасти даже со стороны самого Сталина, вмешивавшегося во все области литературы, искусства и науки. Это привело не только к многочисленным конфликтам, но и к тому, что страну покинули выдающиеся художники. Кроме того, литературному и художественному творчеству препятствовало и душило его идеологическое давление. Чтобы избежать конфликтов и их последствий, многие избрали путь конформизма, то есть поверхностного приспособления к политико-идеологическим предписаниям; а в данных условиях для многих это была единственная практическая возможность. Это привело в литературе к зачастую весьма противоречивым и неоднозначным произведениям, так как они в определённой мере способствовали прославляющей и приукрашивающей интерпретации официальной пропаганды, но в то же время, по крайней мере отчасти, пытались дать правдивую картину общественных и личных проблем жизни при социализме.