Перри Андерсон - Размышления о западном марксизме

Пересечение линий простирается далеко за пределы построений этих двух протагонистов. Система Альтюссера, преимущественно направленная против самого Сартра, доминировала во Франции в начале 60-х годов. В то время как Коллетти в основном критиковал Франкфуртскую школу, временно доминировавшую в Италии в конце 60-х годов. Как представляется, ни один из них не имел четкого представления о своем основном сопернике, и в результате ни один из них не осознавал определенного сходства, имевшегося у них. Коллетти все глубже уходил в изучение двойственности марксизма как «науки и революции» — как теории объективных законов капитализма, так и теории субъективной способности пролетариата сбросить способ производства, частью структуры которого он сам является [3-50]. Подобные изыскания были очень близки к основным методологическим посылкам исследования, которое вел Сартр.

Еще более поразительным было невольное сходство между Альтюссером и Адорно — теоретиками, наиболее далекими друг от друга. С момента своего возникновения Франкфуртская школа находилась под большим влиянием Гегеля, чем какая-либо другая школа в Европе. К 60-м годам марксизм в интерпретации Адорно представлял собой крайнюю форму его отказа от любых рассуждений по поводу классов или политики, то есть именно тех предметов, которым предоставлялось первостепенное формальное значение в марксизме Альтюссера.

Однако в работе «Негативная диалектика», которую Адорно впервые развил в лекциях в Париже в 1961 г. и завершил в 1966 г., воспроизводится целый ряд мотивов, которые можно обнаружить в работах Альтюссера «За Маркса» и «Читать “Капитал”», опубликованных в 1965г., не говоря уже о работе Коллетти «Гегель и марксизм”, опубликованной в 1969 г. Так, помимо других тем Адорно явно утверждал абсолютную гносеологическую первичность объекта; отсутствие всеобщего субъекта истории; пустоту концепции «отрицания отрицания». Он резко критиковал сосредоточенность философии на отчуждении и овеществлении как модную идеологию, которая может быть использована в религиозных целях, осуждал культ работ молодого Маркса в ущерб «Капиталу», антропоцентристские концепции истории и мягкую риторику гуманизма, сопутствующую им; мифы о труде как единственном источнике общественного богатства в отрыве от материальной природы, его неотъемлемого компонента [3-51]. Адорно даже повторял заповедь Альтюссера, в соответствии с которой теория есть специфический вид практики («теоретическая практика») и понятие практики должно само определяться теорией. Адорно писал, что «теория есть форма практики», а «сама практика есть в высшем смысле теоретическое понятие» [3-52].

Неприкрытый теоретический уклон этих заявлений, совершенно подавлявших материалистическую проблему единства теории и практики как динамичной связи между марксизмом и массовой революционной борьбой и объявивших с самого начала о лексической тождественности, может восприниматься как всеобщий лозунг западного марксизма в послевоенную эпоху. Они указывают на скрытую общность наиболее крайних интеллектуальных позиций, находящихся в его русле.

Конечно же, в остальном теоретические системы Альтюссера и Адорно абсолютно различались по проблематике и ориентации. Любопытное пересечение некоторых существенных теоретических тем в их работах свидетельствует лишь о том, что нечеткий бинарный контраст между гегельянской и антигегельянской школами совершенно недостаточен для определения точного места различных школ в рамках западного марксизма или взаимоотношений между ними. Множественность философских привязанностей, обусловленная выше, включая не только Гегеля, но также Канта, Шеллинга, Спинозу, Кьеркегора, Паскаля, Шиллера, Руссо, Монтескье и других, делает невозможной такую полярную расстановку. Дополнительные связи каждого теоретика с различными течениями в современной буржуазной культуре углубляют проблему сходства и расхождения между ними. Они, в свою очередь, были обусловлены различием внутриполитического положения в соответствующих странах.

Совершенно очевидно, что на каждую отдельную философскую систему, существующую в рамках этой традиции, воздействовало множество идей, рожденных различными мировоззрениями и созданных на разных уровнях социальных и идеологических структур как своего времени, так и прошлого, что породило большое разнообразие теорий в исторической ситуации, определившей границы марксистской традиции как таковой.