Это также верно и применительно к отношениям между учителями и их учениками. Так, например, за приверженностью Гольдманна к работам раннего Лукача так никогда и не последовало хоть минимального критического интереса к его более поздним работам, их изучения. Эта общая узость интересов и равнодушие к развитию научной мысли за пределами своей страны препятствовали развитию сколь-нибудь целостного или ясного самосознания западного марксизма. Незнание теоретиками творчества друг друга держало систему отношений и различий между ними в состоянии туманной неопределенности.
Нельзя сказать, что не предпринимались попытки провести четкие ограничительные линии внутри западного марксизма. По крайней мере, в 60-е годы были предприняты две такие попытки — соответственно Альтюссером и Коллетти. Обе они свелись к объединению без разбора всех других систем, кроме своей собственной, в единый философский блок и отрицанию этого конгломерата как восходящего к Гегелю и черпающего в нем силы. Одновременно они утверждали, что только их собственная работа имеет непосредственное отношение к Марксу. Однако в остальном эти два описания эволюции марксизма с позиций 20-х годов были несовместимы, поскольку по классификации Альтюссера Коллетти без обиняков был занесен в гегельянскую традицию, которую Альтюссер отвергал, в то время как в соответствии с логикой Коллетти Альтюссер принадлежал к последователям Гегеля, что он осуждал. Из двух ретроспективных построений эволюции марксизма толкование, предложенное Альтюссером, было более широким и комплексным. С его точки зрения, работы Лукача, Корша, Грамши, Сартра, Гольдманна, Делла Вольпе и Коллетти подлежали классификации как разновидности «историцизма» — идеологии, в которой общество становится круговой и экспрессивной тотальностью, история — однородным потоком линейного времени, философия — самосознанием исторического процесса, классовая борьба — битвой коллективных «субъектов», капитализм — универсумом, характеризующимся главным образом отчуждением, а коммунизм — состоянием подлинного гуманизма вне отчуждения [3-48]. Как утверждал Альтюссер, большинство этих тезисов исходит от Гегеля, опосредованы через Фейербаха и работы молодого Маркса, а научная теория исторического материализма была основана на радикальном разрыве с ними, что было сделано Марксом в «Капитале». В отличие от предыдущего, представление Коллетти об эволюции марксизма было более узко сформулировано, хотя шло дальше: Коллетти, раннего Лукача, Адорно, Маркузе, Хоркхаймера и Сартра объединяли общие нападки на науку и отрицание материализма, что коренилось в утверждении о том, что противоречие есть принцип реальности, а не разума — при том, что диалектический материализм, которого придерживались Лукач и Альтюссер, был лишь натуралистической разновидностью того же скрытого идеализма. Оба были производными метафизической критики мышления Гегелем, целью которой было философское уничтожение материи [3-49]. Эту критику роковым образом неправильно понял и принял Энгельс в «Анти-Дюринге», положившем начало нисходящей линии — линии полного отхода от рационального и научного материализма Маркса, примером которого может служить логический метод, примененный в «Капитале».
Насколько ценны эти два представления об эволюции марксизма? Достаточно ясно, что школа Делла Вольпе и школа Альтюссера имели общие черты, которые отличали их от других систем, существовавших в западном марксизме. Их враждебность по отношению к Гегелю, развитая ранее и глубже в системе Делла Вольпе, выделяет их более явно в традиции, которая в остальном тяготеет преимущественно к Гегелю. Наряду с этим они едины, решительно подчеркивая научный характер «Капитала», особое место «Капитала» в самих трудах Маркса и кардинальное значение в последующем ленинской политической мысли. Они оба представляют собой резко отрицательную реакцию на предыдущие теоретические тенденции, которые отрицали или игнорировали многие положения классической традиции. Однако эти характеристики недостаточны для разделения всей сферы европейского марксизма после 1920 г. на два противоборствующих лагеря. Простые противоположности, предложенные Альтюссером и Коллетти, грубы, плохо продуманы и основаны на явно неполном сравнительном анализе, чтобы служить серьезным путеводителем по сложной констелляции философских тенденций в западном марксизме, включая их собственные. Было бы даже неточно говорить о более тонком и последовательном спектре, а не о явной поляризации систем. Действительно, установки отдельных теоретиков часто совпадали и даже перехлестывались произвольным образом, исходили из различных отправных точек, что исключало возможность их объединения в рамках единого философского процесса. Сама непримиримость типологий, предложенных Коллетти и Альтюссером, является показателем логических апорий обоих. Так, тема отчуждения была заклеймлена Альтюссером как архигегельянская, и ее отрицание рассматривалось в качестве предпосылки научного материализма. Однако Коллетти, который подверг Гегеля более радикальной и обоснованной критике, чем Альтюссер, считал концепцию отчуждения центральной в работе зрелого Маркса и в историческом материализме как науке. И наоборот, если Коллетти сконцентрировал наиболее интенсивный огонь своей критики на диалектике материи у Гегеля как религиозном пробном камне его идеализма и печальном наследии последующей социалистической мысли, то Альтюссер выделял тот же самый аспект работы Гегеля в качестве животворного зерна научного провидения, унаследованного марксизмом.
Читать дальше