Сергей Брилёв - Забытые союзники во Второй мировой войне

Совершив хитрость, сославшись на боли в спине, Вайнштейн убедил шамана совершить камлание в его присутствии. Дальше происходило следующее:

«Убедившись, что бубен подсох, Шончур ласково обратился к бубну-„коню“ и спросил, готов ли конь к дальнему пути. Затем ласково потрепал его, как живое существо, смазав кожу чаем и молоком… Постепенно повышая голос, шаман перечислял своих духов помощников: ворона, сокола, уток, змей, рыб, могучего горного козла и т. п… Он перевоплотился в птицу, и, медленно взмахивая руками, как крыльями, наклоняясь, казалось, при этом что-то высматривая…

Вдруг шаман замолчал и резко вскочил… По его выкрикам, движениям, мимике было совершенно очевидно, что Шончур находится в состоянии глубокого экстаза. Слова он произносил уже не нараспев, выкрикивая их хрипло, отрывисто. Он бегал и прыгал по юрте, гоняясь за злым духом.

Из глухих выкриков шамана можно было понять, что дух уклонялся от борьбы: то он прыгал в воду и превращался в рыбу, то, став птицей, укрывался в облаках… Он прыгал и, наконец, достиг врага. Началась борьба. Враги упали и катались по полу юрты. Шаман крепко прижимал злого духа бубном…

Наконец, дух, видимо, обессилел. Шончур с презрением пнул духа ногой и затем начал топтать его; спустя некоторое время шаман поднёс злого духа ко рту, облизнул его и охотно съел, произнося: „Я съел тебя, съел твои лёгкие и печень“».

Естественно, по сравнению с тем, что за многие годы увидел и испытал в Туве Севьян Вайнштейн, мой опыт — микроскопичен. И всё-таки и мне, в известном смысле, повезло.

Логика создания телевизионного сюжета такова, что, даже встретившись на стойбище скотоводов с Верой Байлак и даже раскопав в республиканском архиве совершенно уникальные документы времён Второй мировой, мне требовалось дополнительно насытить репортаж картинками: пейзажами, музыкой и т. п. Тем более что командировка в далёкую и загадочную Туву — это, по определению, немножечко и «Вокруг света». Наши кызыльские провожатые нас услышали. Посадили на теплоход и отправили в настоящий «медвежий угол» (кавычки тут, впрочем, и не нужны), в верховья Большого Енисея.

…Уже через километров пятнадцать после отплытия от набережной Кызыла исчезли не только мобильная связь, но и какие бы то ни было другие признаки цивилизации. Вокруг — горы-горы-горы и тайга-тайга-тайга. Наверное, как раз в таких заповедных местах и прятались шаманы. А, может, и до сих пор прячутся.

Солнце скрылось за облаками, и стал опускаться туман. Наш кораблик сердито урчал, преодолевая встречное течение, а пару раз, как мне показалось, его этим течением заносило. По крайней мере, окрики капитана в адрес матросов становились не менее сердитыми, чем тарахтение двигателя.

Но вот и цель: группа домиков на крутом берегу, где нас ждала встреча с мастерами уникального тувинского горлового пения.

Наступила ночь, мы разожгли костёр, и оператор Игорь Кузнецов приступил к тому, что через пламя и взлетавшие в чёрное небо искры стал снимать певцов.

Они, конечно, были не шаманы. И всё-таки есть что-то такое в крови у тувинцев, что позволяет им достигать единения с природой и заглянуть в её бездну. Потому что дело не только в певческой технике (когда горловыми связками можно громко и ритмично изобразить бег коня; и сомнений в том, что это именно бег и коня, не возникает никаких!). Дело ещё в чём-то, что невозможно описать словами.

Было в этом нечто завораживающее. Но и жутковатое — по крайней мере, для того, кто, вроде меня, вырос вне Тувы. Казалось, что эти звуки начинают тобой управлять. Судя по всему, тувинские музыканты о таком воздействии их горлового пения на пришельцев знают: я обратил внимание на то, что не раз и не два они как-то хитро переглядывались…

Впрочем, первым пришельцем из-за Саян, кто познакомил Россию с этими тувинскими чудесами, был не Севьян Вайнштейн и, конечно же, не я. Первым популяризатором культуры загадочной Тувы (или, как её тогда называли, Урянхайского края) был купец Георгий Сафьянов: страстный географ-любитель и, между прочим, отец будущего со-основателя независимой ТНР.

История этого рода настолько поразительна, что даже крайне талантливо написанная Борисом Акуниным эпопея превращения немецкой фамилии фон Дорн в русскую династию Фандориных — вот уж действительно не более чем беллетристика.