Саад Шазли - Форсирование Суэцкого канала

Мы достигли той степени готовности, к которой мы стремились.

21 августа 1973 года в 14:00 советский пассажирский лайнер вошел в бухту Александрии, совершая регулярный рейс из сирийского порта Латакия. С него сходили пассажиры с чемоданами и узлами в руках, прибывшие для встречи с родственниками, ожидающими их за линией таможенного контроля. Я выискивал глазами шесть человек. Когда я их увидел, мы все испытали легкий шок. Первый раз мы увидели друг друга в гражданском платье. Как можно непринужденнее мы пожали друг ругу руки и сели в поджидавшие нас автомобили, чтобы отправиться в Офицерский клуб в центре города, где для нас были приготовлены комнаты.

В 18:00 мы вновь встретились, на этот раз в штабе египетских ВМС в бывшем дворце Рас-эль-Тин. Включая меня, там собрались восемь египтян: я, генерал Исмаил, генерал Мубарак (ВВС), генерал Фахми (ПВО), генерал Фуад Зекри (ВМС), генерал Гамасси (Оперативное управление) и генерала Фуад Нассар (Управление разведки). Шестью сирийцами были генерал Мустафа Тлас (министр обороны), генерал Юсуф Шакур (начальник Генштаба), генерал Наджи Джамиль (ВВС и ПВО), генерал Абдельраззак эль-Дар дари (начальник оперативного отдела Генштаба), Хикмат эль-Шишаби (начальник Управления разведки) и бригадир Фадл Хусейн (командующий ВМС). Восьмым египтянином был генерал Бахиеддин Нофал. Он был главой группы, в которую входили остальные 13 человек — члены сирийско-египетского Высшего совета Вооруженных сил. Мы собрались, чтобы оценить нашу готовность к войне и назначить день начала.

Наши переговоры шли два следующих дня. К утру 23 августа были готовы два документа к подписанию мной и моим сирийским коллегой, Шакуром. Мы пришли к заключению, что мы наконец готовы к войне согласно нашим утвержденным планам. И мы были готовы сказать нашим политическим руководителям, что подходящим сроком начала наступления могут быть два периода в течение предстоящих месяцев: 7-11 сентября и 5-10 октября. Все мы просили, чтобы президенты Садат и Асад сообщили нам о своем решении, по крайней мере, за 15 дней до начала наступления.

За эти 15 дней мы еще раз рассмотрели не только наши военные приготовления, но и тщательно разработанную систему маскировки и дезинформации — меры безопасности и оперативного введения противника в заблуждение, стратегические меры введения в заблуждение, политическую дезинформацию — все, что мы разработали для обмана противника в период окончательного наращивания сил. Никто из нас не предполагал, что все эти меры будут успешными, но они, по крайней мере, могли на несколько дней отсрочить получение противником информации. По этой причине даже сам факт заседания Сирийско-египетского высшего совета вооруженных сил должен был оставаться тайной; и мы использовали гражданские суда, фальшивые паспорта и гражданскую одежду. Если противнику стало бы известно об этом заседании в преддверии ряда случайных событий в последующие недели, он смог бы свести их в единую картину.

Когда наши переговоры подходили к концу 23 августа, Шакур отвел меня в сторону и прошептал: «Мы должны начать с принятия строжайших мер безопасности в отношении 14 человек в этой комнате. Они должны включать отказ от перелетов по воздуху, даже на внутренних линиях. Угон самолета за границу с одним из нас на борту создал бы ужасные проблемы». Но даже при этом, когда мы разошлись утром 24 августа, некоторые сирийцы все-таки полетели домой через Саудовскую Аравию. Другие отплыли в Латакию. Некоторые остались на отдых на несколько дней.

Нам не пришлось долго ждать. Если бы наши руководители выбрали раннюю из предложенных дат — между 7 и 11 сентября, то мы получили бы необходимое за 15 дней уведомление к 27 августа, менее чем через неделю после нашего совещания. Когда этот день прошел, мы все знали, что война начнется 5 октября или сразу же после этой даты. Обратный отсчет времени начнется где-то после 20 сентября.

Пришло время призвать наши подкрепления, хотя и не сообщая о том, как скоро начнется наступление. 16 сентября под вымышленным именем и с фальшивым паспортом я тайно вылетел в Алжир. Утром 17 сентября я еще раз встретился с президентом Бумидьеном. Я рассказал ему о решении начать войну и попросил о военной помощи, которую он обещал. Он спросил о дне начала войны. Я сказал, что окончательно день не назначен, но определенно это будет в течение трех месяцев, как мы с ним договорились.