Саад Шазли - Форсирование Суэцкого канала

Есть несколько причин, по которым я не верю, что Садат действительно имел это в виду, когда он говорил Исмаилу об ослаблении давления на Сирию.

Как я уже говорил ранее, пока Израиль господствует в воздушном пространстве обеих стран, невозможно ослабить давление на египетский или сирийский фронты.

Сирийский фронт стабилизировался 11 октября, когда одна иорданская бронетанковая бригада была на подходе для участия в сражении 13 октября. Поэтому 13 октября, когда мы должны были двинуть свои войска на перевалы Синая, на сирийском фронте было 13 бронетанковых бригад арабских стран (8 из Сирии, 3 из Ирака, 1 из Иордании и одна из Марокко). И все это против всего шести израильских бронетанковых бригад. Конечно, арабские бронетанковые бригады понесли потери в предыдущих боях, но если добавить к ним противотанковые вооружения, можно считать сирийский фронт прочным и способным отразить любую атаку противника. Так оно и было.

Между 22:00 11 октября и 08.00 12 октября (момент беседы Садата с Хейкалом, в которой он заявил о прочности сирийского фронта), на сирийском фронте не произошло никаких серьёзных событий, которые могли бы оправдать приказ, отданный Садатом Исмаилу, о продвижении наших войск к перевалам.

Если принять то объяснение, что целью нашего похода на восток 14 октября было облегчить положение Сирии, почему утром 15 октября Исмаил отказался выполнить мою просьбу вернуть некоторые части 21-й и 4-й бронетанковых дивизий на западный берег канала? Этим войскам было приказано покинуть свои позиции в оперативном резерве, чтобы принять участие в наступлении 14 октября. Его ответ, что их отвод на западный берег может вызвать панику в войсках, совершенно неоправдан.

Развитие обстановки на театре военных действий также доказывает, что утверждение о том, что наше наступление 14 октября должно было облегчить положение на сирийском фронте, не соответствует действительности. Несмотря на тяжелые потери, которые мы понесли во время этого злополучного наступления, противник не снял ни одного солдата с сирийского фронта, чтобы отбить нашу атаку.

Заместитель начальника Генштаба Израиля Исраэль Таль вспоминает: «Ранним утром 14 октября мы провели решающее совещание с премьер-министром Голдой Меир. Мы обсуждали, переходить нам немедленно в наступление на египетском фронте или подождать, пока египетские дивизии продвинутся глубже на Синай, а затем навязать им танковые сражения, чтобы их измотать. Большинство высказывались за наступление. Я думал по-другому и отстаивал танковое сражение. Однако сами египтяне разрешили споры в нашем кабинете. Пока мы спорили, наша служба разведки сообщила, что египетские бронетанковые дивизии продвигаются вглубь Синая» [16].

Из слов генерала Таля ясно, что мы сделали именно то, чего хотел противник. Он ждал, чтобы мы совершили эту ошибку, и мы ему удружили. В 1973 году наше планирование и принятие решений основывалось на предположениях, но теперь у нас есть достоверные факты. Теперь мы их знаем, а генерал Гамасси, пользуясь возможностью судить задним числом, продолжает отстаивать свое мнение, хотя давно уже было доказано противоположное.

Во вторник 16 октября 1973 года из штаба Третьей армии позвонили в Генштаб, чтобы сообщить первые новости о прорыве противника. К среде 24 октября наше военное положение было хуже некуда. Третья армия, включая две усиленные дивизии в составе почти 45 000 солдат и офицеров и 250 танков, была полностью отрезана. Подробности этих событий и решений, начиная с 16 по 24 октября, подробно изложены в главе 6 (см. стр. 265–283).

В эти критические дни президент Садат отклонил многие мои военные рекомендации. Во время октябрьской войны я считал, как и теперь считаю, что окружения Третьей армии можно было избежать. Однако президент принимал решения по так называемым «политическим причинам». После войны некоторые его ошибочные решения либо замалчивались, либо были поддержаны контролируемыми государством средствами массовой информации.

Заявления Садата часто повторялись газетами, по радио и по телевидению без намека на критику, что придавало видимость законности тому, что, по сути дела, было публичной кампанией по сокрытию правды от египетского народа.

Президент Садат был хитрым политиком, который умел использовать ловко составленные, но дезориентирующие призывы для поддержки его противоречивых решений. Эти призывы были короткими и взывали к чувствам людей, а не к их разуму.