Константин Вержбицкий - Развитие системы принципата при императоре Тиберии (14–37 гг. н. э.)

События собственной жизни историка всегда оказывают значительное влияние на его творчество. Не был исключением и Тацит. Современник Домициана, одного из самых жестоких принцепсов, он был свидетелем многочисленных проявлений императорского деспотизма, который ненавидел, и этот личный опыт, безусловно, повлиял на его позицию в "Анналах". [102] Marsh F. B. The Reign of Tiberius. P. 1–15; Smith Ch. E. Tiberius and the Roman Empire. P. 1–12, 162–163; Walker B. The Annals of Tacitus. A Study in the writing of history. P. 162; Mendell Cl. W. Tacitus. P. 68–69; Klingner F. Tacitus und die Geschichtsschreiber des ersten Jh. N. Chr. // Museum Helveticum. Bd. XV, 1958. S. 194–206; Rogers R. S. A Group of Domitian's treason trials. P. 19–31; Грант М. Двенадцать Цезарей. С. 103. Но ведь историк и не может быть абсолютно свободен от субъективизма в своих оценках, и в случае с Тацитом, как, впрочем, и в любом другом, можно констатировать лишь степень его объективности или необъективности. Других источников, способных опровергнуть созданную Тацитом картину правления принцепсов из династии Юлиев-Клавдиев, у нас нет, и, следовательно, нет, и не может быть оснований считать, что эти и другие параллели не имели под собой реальной почвы.

Это утверждение справедливо в том числе и в отношении принципата Тиберия, так как "Римская история" Веллея Патеркула, во-первых, никак не освещает "постсеяновский" период его правления, с которым преимущественно и связаны негативные оценки Тацита. [103] Немировский А. И. Три малых римских историка. С. 248. Во-вторых, произведение Веллея, в части, касающейся Тиберия, носит панегирический характер, [104] Syme R. M. Vinicius (cos. 19 B. C.) // Danubian Papers. Bucarest, 1971. P. 32–33. и, следовательно, трудно ожидать от него исторической объективности. И, наконец, в-третьих, сообщение Веллея слишком кратко, количество сообщаемых им фактических данных ничтожно в сравнении с богатством их у Тацита. Связного и хронологически последовательного рассказа о событиях он, по существу, не даёт. Что касается писателей-провинциалов, Страбона и Филона, то эти авторы, по-видимому, не располагавшие полной и достоверной информацией о событиях в сердце империи, Риме, взирают на преемника Августа со своей "провинциальной" колокольни. Имя Тиберия несколько раз упоминает Плиний Старший (Hist. Nat., XXXIV, 62; XXXV, 28, 70, 131; XXXVI, 55, 195, 197), но ценной исторической информации в его кратких сообщениях не много.

Кроме того, характеристика, которую получает в сочинениях Тацита императорский режим в лице своих главных представителей, принцепсов, далеко не столь однозначна, как может показаться на первый взгляд. В самом деле, резкие выпады, расточаемые Тацитом по адресу тех или иных императоров, а также их приближённых, не мешают ему видеть положительные стороны принципата как системы. Жизненная необходимость сильной авторитарной власти для поддержания порядка и стабильности в огромной империи была доказана всем предшествующим ходом развития римского государства, и Тацит осознал и признал этот бесспорный факт (Tac. Histor., I, 1, 16; De orat., 41). Рисуя образы преемников Августа преимущественно в чёрных тонах, Тацит упоминает и о положительных моментах в их деятельности, и хотя общая картина производит на читателя, скорее, отрицательное впечатление, принципат в его трудах представлен далеко не в столь однозначном освещении, как пытались и пытаются утверждать критики Тацита.

Чтобы наши утверждения не показались голословными, приведём несколько примеров подобных оценок. Больше всего их в "тибериевых" книгах "Анналов". Так, в частности, историк хвалит Тиберия за своевременную помощь, оказанную императором азиатским городам, пострадавшим от землетрясения в 17 г. (Tac. Ann., II, 47). [105] В честь этого события была отчеканена серия серебряных монет (сестерциев), реверс которых был украшен изображением Тиберия, восседающего на sella curulis и надписью: "CIVITATIBVS ASIAE RESTITVTIS" (BMC. Emp., I, 70ff; RIC., I, 19; MIR., II, 19). В следующей главе (ibidem, II, 48) Тацит отмечает благородную щедрость, проявленную принцепсом в отношении частных лиц, а также стремление Тиберия поддерживать моральный облик сенаторов на должном уровне. В другом месте он ставит Тиберия в том, что касается благородного отношения к противнику, вровень с древними полководцами Римской республики (ibidem, II, 88). С похвалой отзывается Тацит и о мерах, принятых императором для смягчения закона Папия-Поппея ( lex Papia Poppaea ) в 20 г. (ibidem, III, 28). Из одной брошенной как бы вскользь фразы (ibidem, III, 56), по-видимому, следует, что Тиберий, по крайней мере, в начале 20-ых гг., принимал определённые меры для борьбы с охватившей римское общество доносительной горячкой и даже добился на этом поприще некоторых успехов.