Александр Бальхаус - Любовь и секс в Средние века

Другая пощечина — когда женатые и замужние прелюбодействуют с другими женатыми и замужними. Это самая страшная и ужасающая глупость и самый большой грех, какие только знает мир. Она строго запрещена Священным Писанием и всегда наказывались Богом, и не диво, ибо такое распутство противно природе, а также запрещено естественным законом: чего не хочешь, чтобы делали тебе, того не делай и другому. А ведь никто не хочет, чтобы с его женой развратничали и заигрывали, а некоторые даже считают, что лучше отдать себя на растерзание, чем испытать или увидеть такое. Воровством похищают у ближнего его добро и деньги, а прелюбодеянием — его благочестивую жену. Найдется ли такой, кто не предпочел бы (на то он и честный человек), чтобы у него похитили сто гульденов, чем изгадили его порядочную жену и сделали из нее шлюху? Недаром эта заповедь поставлена между убийством и воровством. Потому что смертельный удар лишь немногим больше, чем прелюбодеяние, а оно намного страшней воровства. Поэтому не диво, что Господь Бог жестоко наказывает распутство, ибо оно само по себе — ужасный и страшный, воистину смертный грех».

Четыре следующих «пощечины» Гейлер фон Кайзерсберг отвешивает явному многоженству, торговле собственной супругой из-за бедности или от безразличия. Он высказывается против «дураков-прелюбодеев», которые «любят и вожделеют чужих жен», а также против того, кто предается «мерзкому вожделению и похоти» с собственной женой: «Ибо есть некоторые, кто обращается со своей женой, как неразумные животные друг с другом. А именно, если им захотелось что сделать со своей женой, они сразу и делают это, как если бы утоляли свою похоть и непристойность с другой. Это едва ли не больше, чем прелюбодеяние. Таковы пощечины, которые учат узнавать дураков-прелюбодеев».

Если средневековый священник хочет завоевать моральный авторитет проповедью с кафедры, лучше всего ему использовать «проповедь-сагу». В нее встраивают рассказы, легенды или предания, которые должны послужить моральному воспитанию общины. Правда, само содержание проповедей уж никак не добродетельно, а некоторые из них отличаются откровенной непристойностью.

Так, например, один эльзасский проповедник упоминает священника, который на пути к своей любовнице упал в реку и чуть не утонул, но Богородица отнимает его у чертей, потому что он всегда исправно читал «Аве Марию». «Он был монах в монастыре, служил нашей Богоматери со всем прилежанием и имел привычку, становясь перед образом Девы Марии, приветствовать ее молитвой “Аве Мария” и несколькими поклонами. И вот человеческая слабость заставила его спать с женщиной, и хаживал он к ней ночью из монастыря. Собрался он однажды пойти к той женщине и последовал своей привычке — отдался под защиту Богородицы перед Ее образом, с чем и вышел из монастыря. Поскольку путь его лежал через реку, по мосткам, он упал в воду и утонул. Тут явились черти — ведь он был на пути греха — и взяли его душу и потащили ее в ад. Но пришла Наша Заступница, Небесная Правительница, и говорит чертям: “Как вы смеете одолевать того, кто шел под моей защитой!” И взяла у чертей его душу, снова вернула ее в тело и велела священнику идти в монастырь».

В средневековой проповеднической литературе можно найти множество подобных историй о соблазне, заблуждении и милости. Под прикрытием нравоучений зачастую произносятся грубые непристойности, которые, однако, могут соответствовать жизненным привычкам и образу мыслей грешных слушателей. Мастером подобных выступлений в конце XVII века становится красноречивый проповедник Авраам из Санта-Клары (Иоганн Ульрих Мегерле, 1644–1709), который не только заслужил глубокое уважение своих современников, но и нашел немало подражателей. До нас дошли многие его сочинения: он всегда оригинален, изобретателен, неутомим в изображении человеческих слабостей и искушений. Венский придворный проповедник не чурается никакой грубости и заводит речь даже о самых щекотливых вопросах.

Особую главу в истории народной проповеди, которая не чурается непристойностей, составляет так называемый пасхальный смех. Как только тяжкое время поста остается позади и приходит Пасха, пастор рассказывает с кафедры замечательные истории. Он говорит о святом Петре, который не заплатил подать, о том, как сатана покалечил Люцифера за то, что тому не удалось ввести в искушение Иисуса. Община вознаграждает пасхальные сказы громким смехом.