Давид Ортенберг - Сорок третий. Рассказ-хроника.

Василий Семенович подружился с Бабаджаняном, иной раз делал стокилометровый крюк, чтобы побывать у него. В результате он написал документальную повесть «Советский офицер», посвященную Амазаспу Хачатуровичу, позже ставшему главным маршалом бронетанковых войск, — яркое произведение о полюбившемся автору, им «убитом» и им же воскрешенном герое.

Дважды появлялся в 38-й армии Михаил Зотов. Совместил он, как сам заметил, приятное с полезным. Было это в те дни, когда наша армия проводила Проскуровско-Черновицкую операцию — в самом ее начале и после окончания. Оба раза с приключениями. Первое носило почти комический характер: оставив на дороге свою увязнувшую в грязи машину, Зотов добирался до политотдела пешком, и мне пришлось взять на себя заботу о ремонте его сапог. А второй визит к нам едва не закончился трагически. Михаил Михайлович прилетел на редакционном самолете. Опытный летчик удачно посадил машину в десятке метров от политотдела, прямо на деревенскую улицу, и столь же искусно сумел взлететь на другой день с этой площадки. Но по возвращении в штаб фронта при посадке на раскисший грунт самолет скапотировал и разбился. Летчик выбрался из-под обломков самостоятельно, корреспондента пришлось вытаскивать. К счастью, и тот и другой отделались легкими ушибами.

Обрадовала меня и корреспонденция Зотова. И не только тем, что в ней содержались добрые слова о боевых действиях нашей армии, а еще и тем, что мой коллега по «Красной звезде», ведающий отделом партийной жизни, глубоко постиг также оперативное и тактическое искусство. В статье не только раскрывалась идея операции и ее осуществление, но и высказывались полезные рекомендации на будущее, к которым следовало прислушаться.

В течение долгого времени был у нас в армии Василий Коротеев. Он был назначен корреспондентом по 4-му Украинскому фронту, куда входила и 38-я армия, но прикипел к нам. Что скрывать, было у него здесь известное преимущество перед спецкорами других газет. Я сразу откликался на все его просьбы. Раньше всех он узнавал о предстоящих операциях. Его материал в первую очередь передавался в Москву по нашему Бодо. Бывало, зайдет ко мне с очередной корреспонденцией, попросит прочитать и поправить. А я ему в шутку говорю:

— Вы что, забыли, что я теперь не ваш редактор и не ваш начальник?

А он отвечает:

— Неизвестно, что сильнее, начальник или хороший друг…

Вспоминаю я и приезд Александра Авдеенко. Это было в октябре сорок четвертого года. Сидел я в типично «карпатской» хатке под зеленой ржавой крышей, записывал что-то, готовясь выехать в дивизию. Слышу, зашумела под окнами машина. Выглянул — у крыльца стоит черный трофейный «оппель», весь заляпанный густой, как тесто, грязью. Из машины выползает человек в длиннополой шинели с капитанскими погонами, в солдатской ушанке. Авдеенко Саша!

— Саша! Откуда? Куда?

— Тебя повидать. Давно собирался. А заодно посмотреть, как вы здесь воюете. И даже написать о вас.

Привез он почему-то мне в подарок пишущую машинку с немецким шрифтом, каких у нас самих было навалом, и, чудак-человек, объясняет:

— Только буквы заменить и будет работать…

Посидели мы с ним недолго, я торопился на правый фланг армии, где обстановка была сложной. Ему же я посоветовал, если он хочет увидеть, как воюют в Карпатах, отправиться к горе Круглая — там наши войска начали очередной штурм, да еще заглянуть в Чехословацкий корпус. Дал в провожатые своего адъютанта.

Условились, что отведем душу в неторопливой беседе вечерком. Но обстоятельства задержали меня в дивизии. Александр Остапович не дождался моего возвращения, и встретиться во время войны нам больше не удалось. А о том, что он увидел у горы Круглая, и о его встречах с генералом Свободой, я узнал из его очерков, опубликованных в «Красной звезде».

Чаще других писал мне и подолгу жил у меня Константин Симонов. Иногда это были пространные письма, в которых Симонов как бы отчитывался передо мною, старым редактором. Он почему-то всегда, и даже после войны, любил, представляя меня друзьям и знакомым, говорить: «Это мой старый редактор».

Вот одно из его писем:

«…Хочется рассказать в двух словах о себе. Получил сейчас два месяца отпуска и сижу все время, как гвоздь, над доработкой романа. Честно говоря, помимо самого увлечения темой, еще очень хочется от лица писателей-фронтовиков как следует утереть нос всем нашим глубокомысленным литераторам, с начала войны пишущим большие произведения в тиши своих кабинетов. Сейчас кладу все силы на то, чтобы это пожелание не осталось у меня просто словами. Параллельно работаю с Пудовкиным над сценарием о Москве — словом, дел по горло…