Уильям Додд - Дневник посла Додда

Когда эта неприятная миссия была выполнена, я спросил, что означают недавние насилия. Нейрат сказал, что в прошлую субботу должно было совершиться убийство Гитлера, Геринга и Геббельса, а все члены кабинета подлежали аресту. Во главе этого нового путча должны были стать Шлейхер и Рем, отряды СА готовились взять на себя функции руководства. Нейрат добавил, что это означало бы гражданскую войну. Слушая его, я почти все время молчал и спросил только, прислушивается ли теперь Гитлер к нему и к другим умным людям современной Германии. Он ответил утвердительно. Я вернулся в посольство и сразу же по телеграфу сообщил государственному секретарю Хэллу об этой любопытной беседе.

Чарлз Р. Крейн и его сын Ричард были у нас на неофициальном обеде. Присутствовали также Бюлов, адмирал Шпиндлер, бывший командующий военно-морскими силами и автор трехтомной истории боевых действий германского флота в мировой войне, и еще трое или четверо гостей. Я пригласил также кронпринца, генерала Геринга, министра просвещения Руста, посла Надольного 14и бывшего министра фон Кюльмана 15, но все они, самым серьезным образом ссылаясь на смехотворные предлоги, отказались приехать. Мне известно, что кронпринц хотел бы приехать, но он с 30 июня находится под правительственным надзором. Геринг руководил ликвидацией противников гитлеровского режима в ту неделю, когда было убито более семидесяти пяти человек, и, к моему облегчению, не явился. Не знаю, что бы я делал, если бы он пришел. Посол Надольный, снятый со своего поста в Москве за то, что он добивался заключения торгового договора между Германией и Россией, из осторожности уехал за границу. Руст даже не ответил на мое приглашение, а Кюльман сейчас на юге Германии. Крейны прекрасно поняли, почему всех этих людей нет, хотя они и не осуждали открыто жестокость и бесчеловечность недавних событий.

Как только мы сели за стол, раздался телефонный звонок. Я взял трубку и узнал, что фоторепортер из «Нью-Йорк таймс», который фотографировал наш дом и всю нашу семью, арестован на том основании, что номер его машины случайно совпал с номером автомобиля, который видели возле дома генерала Шлейхера перед тем, как он был убит. Позвонив генеральному консулу, я попросил его связаться с полицейскими властями и добиться освобождения американского служащего (хотя по национальности он немец), если его преступление не доказано и ему не предъявлено никакого конкретного обвинения. Консул Гейст сразу взялся за дело. Вскоре Гейст и Бэрчелл из «Таймса» зашли сообщить, что фоторепортер освобожден. Когда подобные происшествия случаются то и дело, пусть даже не с американцами, атмосфера накаляется. Однако обед прошел хорошо; Крейн-старший был очень оживлен и весь вечер болтал без умолку.

На этой неделе произошел любопытный случай. Узнав, что вице-канцлер Папен освобожден из-под ареста, я 4 июля послал ему коротенькую записку с наилучшими пожеланиями, предлагая навестить его, если он сочтет это удобным. Записка была вложена в конверт со штампом посольства и отправлена с курьером. По ошибке курьер оставил ее в канцелярии вице-канцлера. 5 июля ко мне зашел сын Папена, и я спросил, получил ли его отец мое письмо. Он сказал, что нет. Тогда я послал курьера к человеку, который принял пакет, справиться, что с ним сталось. Он сослался на полицейского офицера, сидевшего в комнате, из которой была убрана вся канцелярская мебель. Полицейский сказал, что письмо передано в тайную полицию (обычный нацистский прием). Это уже второй случай, когда мои письма негласно просматриваются, прежде чем поступают по назначению.

Суббота, 7 июля. До полудня я работал у себя в кабинете. В четыре часа мы поехали к профессору Эриху Марксу, моему старому лейпцигскому учителю, пили чай и пробыли у него около часа. Профессор и его сын, офицер рейхсвера, очень опечалены и встревожены. Старший сын Маркса несколько лет назад был личным секретарем генерала Шлейхера, и вся семья очень рада, что он избежал опасности. 6 июля они получили письмо, составленное в очень осторожных выражениях, но дававшее понять, что их старшему сыну, ныне высшему офицеру рейхсвера в Мюнстере, ничто не угрожает.

Воскресенье, 8 июля. Я получил телеграмму от государственного секретаря Хэлла с просьбой повидать германских руководителей и еще раз попытаться повлиять на их позицию относительно уплаты долгов. Широкая публика в Соединенных Штатах не понимает сложности долговой проблемы, и государственный секретарь принужден, как и прежде, нажимать на берлинское министерство иностранных дел. Завтра я должен снова ехать в министерство и выяснить, можно ли чего-нибудь добиться. Я не вижу иного выхода, кроме честного, открытого моратория.