Уильям Додд - Дневник посла Додда

Понедельник, 1 января 1934 г. Все члены дипломатического корпуса намерены сегодня быть в Берлине, чтобы засвидетельствовать свое уважение и выразить наилучшие пожелания президенту Гинденбургу, которому исполнилось восемьдесят шесть лет. Когда мы приехали во дворец президента, нас проводили в просторную приемную на втором этаже, при входе в которую одетые в военную форму слуги отдали нам нацистское приветствие. Я сел поближе к сэру Эрику Фиппсу, мосье Франсуа-Понсэ и испанскому послу. Ровно в полдень мы все встали вдоль стен просторной и богато отделанной гостиной президентского дворца.

Вскоре после этого в гостиную вошел Гинденбург. Он поздоровался с папским нунцием – главой дипломатического корпуса, и тот зачитал на французском языке официальное новогоднее приветствие, содержание которого, как было видно, президент не понял. Впрочем, я и сам не очень к нему прислушивался. В ответ президент также зачитал текст своей официальной речи, в которой сказал несколько слов о «возрождении» Германии и весьма осторожно коснулся вопроса о значении гитлеровского режима, к которому едва ли кто-либо из членов дипломатического корпуса относился сочувственно.

По окончании всех этих формальностей Гинденбург обменялся несколькими словами с папским нунцием, а потом тепло побеседовал с мосье Франсуа-Понсэ, который в совершенстве владеет немецким языком. Поздоровавшись затем с синьором Черрути, итальянским послом, он обменялся рукопожатием и со мною, поинтересовавшись, как идут занятия моего сына Уильяма в Берлинском университете. Он похвалил мой немецкий язык, на котором я изъясняюсь достаточно бегло, хотя, может быть, несколько небрежно. Мы поговорили еще о профессоре Онкене и о знаменитом историке Моммзене. Президент вспомнил также и «великого фон Трейчке», который, по-моему, вовсе не был великим. Президент ходил с некоторым трудом, опираясь на палку, но рассуждал вполне здраво и разумно. Интеллектуальная жизнь Германии знакома ему, видимо, очень хорошо.

Затем вошел Гитлер, который, как мне показалось, был очень подавлен и даже растерян. Он поздравил меня с Новым годом, и я ответил ему тем же. Один лишь итальянский посол обменялся с фюрером официальным нацистским приветствием. Я спросил канцлера, не ездил ли он на Рождество в Мюнхен, и рассказал ему, что мы сами в начале декабря провели там два очень интересных дня и я встретил известного немецкого историка профессора Мейера, своего знакомого по Лейпцигскому университету, которого я считаю большим ученым и мыслителем. Гитлер смутился. Оказалось, что он никогда не слышал о Мейере. Я поговорил еще немного о Мюнхенском университете, но Гитлер, не сказав больше ни слова, пошел дальше. У меня создалось впечатление, что ему никогда не приходилось сталкиваться с людьми, которых я знал и уважал. В отличие от президента он не проявил никакого интереса к моим словам, и, как мне кажется, решил, что я пытаюсь поставить его в неловкое положение, чего я, конечно, не собирался делать. Мне трудно было в этих сложных условиях найти безобидную тему для разговора.

Среда, 3 января. Сегодня иностранная пресса сообщила о резком столкновении, происшедшем утром 1 января между Гитлером и Герингом из-за того, что изданный два месяца назад указ о координации всей Германии все еще оставался на бумаге. Координация предусматривает слияние исконных германских государств (Пруссии, Баварии, Саксонии и т. д.) в единое целое и последующее разделение страны на сто или более равных по территории округов, каждым из которых должен управлять начальник, назначенный канцлером.

Указ был издан, и предполагалось, что он вступит в силу в этом году, упразднив отдельные земли и их законодательные органы. Но 1 января против Гитлера и Геббельса выступил Геринг, опиравшийся на поддержку губернатора Баварии. В связи с этим, как видно, возник острый конфликт, так как Гитлер решил не посылать новогоднего поздравления Герингу и извинился перед ним только 2 января. Мне кажется, что в результате этой борьбы, закончившейся победой Геринга 1 января, т. е. как раз перед приемом дипломатического корпуса Гинденбургом, Гитлер и был так подавлен.

Дело это очень серьезное. Немецкий народ явно не одобряет позицию Гитлера в этом вопросе так же, как и его план подчинить все протестантские общины одному, назначаемому государством, епископу и объединить их в монолитное целое. Три или четыре тысячи протестантских священников всеми силами борются против этого. Отношение к этим двум проблемам хорошо отражает дух сегодняшней Германии, хотя произносить речи об этом запрещено, а в прессе лишь иногда появляются краткие сообщения о том, что вступление в силу некоторых указов отсрочено на неопределенное время. Здесь, правда, дело не доходит до концлагерей или избиений, но тем не менее налицо упорное, хотя и молчаливое сопротивление нацистам.