Уильям Додд - Дневник посла Додда

– Мы не вывозим никаких товаров в Соединенные Штаты и поэтому не можем уплатить вам долги.

Я возразил:

– Этот аргумент я вполне могу понять, но наши держатели облигаций не признают его достаточно веским, считая, что облигации были выпущены вне связи с экспортом. Они готовы согласиться на меньший процент, если французы и англичане тоже пойдут на соответствующие уступки.

Когда он снова сослался на отсутствие торговли, я сказал:

– Это, разумеется, очень печально, и вам, конечно, известно, что американское правительство понижает тарифы, насколько позволяет общественное мнение в нашей стране. Могу довести до вашего сведения, что в начале месяца государственный секретарь Хэлл произнес в Нью-Йорке речь, в которой назвал протекционизм проклятьем нашей страны.

Я добавил, что согласен с государственным секретарем, но мы не можем сразу отказаться от прежней политики, когда стольким тысячам рабочих наверняка грозит безработица. Мы изменим ее, как только представится малейшая возможность.

– Но пока мы уничтожаем свои барьеры, – продолжал я, – вы возводите свои, еще более высокие, и создаете систему, которую нельзя будет изменить иначе, как ценой еще более серьезных жертв и осложнений. Как же при таком положении могут улучшиться наши экономические отношения?

Бюлов неохотно согласился с моим замечанием о германском тоталитарном режиме.

Понедельник, 26 ноября. Приходил доктор Арнольд Брехт, бывший член германского кабинета министров, который теперь читает лекции в Новой школе общественных наук в Нью-Йорке. Я не знал, что он в Берлине, и жалею теперь, что не пригласил его на обед или на завтрак. Он, как мне кажется, очень способный человек и подлинный патриот Германии. Еще год он проведет в Нью-Йорке, а когда вернется сюда в июне будущего года, не знаю уж, что станет делать. Здесь его не очень-то жалуют, а в Соединенных Штатах для него не найдется работы. Он не еврей, но так же беспомощен или будет беспомощен, как любой из евреев.

Пятница, 30 ноября. В половине пятого я поехал к сэру Эрику Фиппсу, надеясь узнать от него что-нибудь о недавних действиях английского правительства, которые очень похожи на недвусмысленное предостережение в адрес Германии против дальнейшего усиленного вооружения. Он сказал:

– Я поехал в Лондон вечером в прошлую пятницу, 23 ноября. Воскресенье, 25 числа, я провел за городом вместе с министром иностранных дел сэром Джоном Саймоном. Он рассказал мне, какие вопросы будут обсуждаться в среду, 28 ноября, в палате общин, а в понедельник утром я около часа пробыл на заседании кабинета министров, докладывая о положении дел в Германии. Вернулся я в Берлин рано утром во вторник, 27 ноября, и привез с собой меморандум, чтобы вручить его германскому министру иностранных дел. В полдень того же дня я зачитал этот меморандум Нейрату.

Меморандум, который сэр Эрик мне прочел, представлял собой решительное предупреждение Германии по двум линиям. В нем отмечалось, что, по проверенным неопровержимым сведениям, Германия тайно вооружается, причем особенно она расширяет свои военно-воздушные силы, и обращалось внимание германского правительства на то, что это тайное непрерывное вооружение возмущает мировую общественность. Члены английского кабинета министров просили Нейрата поправить их, если они ошибаются.

Ознакомив меня с меморандумом, сэр Эрик продолжал:

– Меня пригласили к канцлеру в тот же день в пять часов. Я прочитал ему некоторые выдержки из английского меморандума. Через секунду он вскочил, забегал по комнате и, размахивая руками, заявил: «Все страны вокруг меня вооружаются. Сами они имеют десять тысяч самолетов и еще выражают недовольство тем, что мы, немцы, имеем тысячу!». Он продолжал кричать и суетиться. Нейрат присоединился к нему. Я ушел оттуда с чувством сильнейшего отвращения. На другое утро мне позвонил Нейрат и попросил приехать в министерство. Он пригласил меня в свой кабинет и пытался как-то сгладить неприятное впечатление, которое произвел на меня канцлер, и в особенности оправдать собственное поведение. Вы же знаете, министр иностранных дел не отличается последовательностью и твердостью характера.

Я сказал:

– Конечно, Нейрат боится Гитлера и поэтому в присутствии посторонних всегда соглашается с ним.

Затем сэр Эрик объяснил мне цели английской политики и рассказал о дебатах, имевших место в парламенте в среду вечером, 28 ноября. Выслушав его, я заметил: