Кеннет Фаулер - Эпоха Плантагенетов и Валуа. Борьба за власть (1328-1498)

Франция была богата дворами: не только герцоги королевской крови, но и другие владетельные сеньоры имели свои дворы. Поэтому в Англии нет ничего подобного «Хронике славного герцога Людовика де Бурбона», «Книге о славном Жане, герцоге Бретонском» и «Истории Гастона IV, графа Фуа», написанной Лезьером. И кто кз английских магнатов мог похвастаться двором, подобным двору Гастона Феба, графа Фуа и Беарна в его пиренейском замке Орте? Хотя Фруассар, совершивший путешествие в те края в 1388 г., почти несомненно преувеличил роль Феба как покровителя художников и литераторов — поскольку вкусы графа, как и вкусы хрониста, были по большей части традиционны — тем не менее Феб владел превосходной библиотекой и был достаточно образованным человеком. Он мог хорошо писать по-латыни, равно как и по северофранцузски и бегло говорил на иберийских языках и на своем родном наречии. Более того, он был автором двух замечательных трудов: «Книги охоты», посвященной его главной страсти и «Книги молитв», религиозного сочинения, написанного вскоре после того, как он заколол своего сына.

Преобладание французских памятников литературы и искусства отчасти может быть объяснено сравнительной величиной двух стран, долгой историей провинциального сепаратизма во Франции и чрезвычайной независимостью французских князей, которым не было равных в Англии. Ведь едва ли мы можем сравнить «герцога Ланкастера, который воевал с королем Испании» или Глостера в Эно с такими крупными вассалами французского короля, как властители Анжу, Бургундии, Берри и Орлеана. Во Франции провинциальное могущество феодальных магнатов вдохнуло жизнь в искусство, а политический раскол XV века стал стимулом для покровительства литераторам и способствовал интеллектуальному становлению таких писателей, как Базен и Коммин.

«Посмотрите же, как в короткое время друг за другом умерли столь могущественные люди, которые так много трудились, чтобы возвеличиться и прославиться, и так много страдая от забот и от страстей, сокращая свою жизнь; и быть может, за это их души примут мучения… Однако если рассуждать просто, как делают люди совсем необразованные, но лишь обладающие некоторым опытом, то не лучше ли было им и всем другим… избрать средний путь в жизни. То есть меньше принимать на себя забот и трудов, браться за меньшие дела, сильнее страшиться Бога, и не притеснять народ… и предаваться благопристойным радостям и удовольствиям. Ведь жизнь тогда станет более долгой, болезни будут приходить позднее, а смерть будет сильнее оплакиваться и большим числом людей, она станет менее желанной для других и менее страшной» [16] Цит. по: Филипп де Коммин. Мемуары / Пер. Ю. П. Малинина. Наука. М., 1987. С. 264. .

Так Филипп де Коммин подвел итог событиям 70-х и 80-х гг. XV века, в числе которых гибель Уорика, «делателя королей», на поле битвы при Барнете (14 апреля 1471 г.), юного принца Эдуарда при Тьюксбери (4 мая 1471 г.) и убийство его отца Генриха VI в Тауэре менее трех недель спустя (21 мая 1471 г.), закат Бургундского государства со смертью Карла Смелого при Нанси (5 января 1477 г.), кончина Эдуарда IV и Людовика XI в 1483 г., таинственное исчезновение принцев в Тауэре и гибель Ричарда III в сражении при Босуорте двумя годами позже (22 августа 1485 г.). Между 1450 и 1500 гг. политическая карта Европы претерпела драматические изменения; великие династии королей и принцев достигли вершины своей славы лишь для того, чтобы сгинуть в пучине гражданских или международных войн, и итогом их гибели стало основание двух новых королевских домов.

Франция и Англия, возникшие в ходе Столетней войны, больше не были связаны друг с другом феодальными узами, языком или культурой; продолжительные военные действия наряду с чумой, голодом и экономическим упадком внесли вклад в то стечение обстоятельств, которое стало приметой позднего средневековья почти на всей территории Европы. Между 1300 и 1450 гг. население Франции уменьшилось с 21 миллиона до 14 миллионов жителей, население Англии — с 4,5 миллионов до 3 миллионов, и последствия этого были видны повсеместно. И хотя мы не можем отнести на счет Столетней войны все, что происходило в течение этого «столетия», трудно не прийти к заключению, что именно она во многом послужила причиной экономического упадка во Франции — «вместе с англичанами во Францию пришли леса». Почти повсюду разорение, учиняемое войсками, сопровождалось разрушением поселений и истреблением местного населения, и хотя на войне гибло меньше людей, чем умирало от чумы, очень часто именно она давала толчок к снижению численности населения со всеми вытекающими из этого последствиями. Политическим итогом войны было усиление и, возможно, ускорение процесса централизации государства под властью короля и перехода от централизации к абсолютной монархии, впоследствии вошедшей в историю как «Старый порядок». Ибо хотя тенденция к централизации наметилась задолго до начала войны и не представляла собой нового поворота в развитии страны, власть, которой отныне располагал король, во многих отношениях была наследием военной эпохи. Между 1420 и 1430 гг. борьба между Плантагенетами и Валуа едва не привела к уничтожению французской монархии, медленное восстановление которой после появления на сцене Жанны д'Арк ясно показало, что только монархия была в состоянии возродить страну. Реорганизация армии способствовала укреплению власти короля и введению системы налогообложения, свободной от тех неопределенных ограничений, которым она была подвержена в прошлом. Феодальные магнаты больше не являлись политической силой, противостоявшей королю, поскольку крупные фьефы один за другим прекращали свое существование и либо включались в состав королевского домена, либо передавались во временное владение некоторым членам королевской семьи: Гиень в 1453 г., Алансон в 1456 г., Руссильон и Сердан в 1463 г., земли Арманьяков в 1473 г., герцогство Бургундское в 1477 г., Анжуйские земли в 1481 г. и десять лет спустя герцогство Бретонское. Оставшиеся фьефы были открыты королевскому правосудию, королевскому налогообложению и требованиям королевской военной системы. Было очевидно, что время больших независимых фьефов, каждый из которых имел политическую организацию, подобную организации королевства, миновало, и по мере их угасания знать попадала во все большую зависимость от покровительства и благосклонности короля. Разоренные войной, обнищанием имений, утратой своего традиционного положения в обществе и задаваемым королевским двором масштабом роскоши и расточительства, представители знати вынуждены были поступать на королевское содержание, посвящать себя военной или административной карьере или добиваться пенсионов для того, чтобы вести благородный образ жизни.