Яков Жигалин - Партизанские отряды занимали города

— Хочу пробраться в Иркутск. А ты куда?

— Я хочу дальше на запад, а если удастся, то постараюсь пробраться в Советскую Россию.

Поехали вместе.

В Иркутске на вокзале мы увидели одного товарища по Кавказскому фронту — Шустова, эсера… «Не выдал бы». Посоветовавшись, все же решили подойти. Он знал, что мы большевики, и понял, почему находимся здесь. Разговорились. Он посоветовал нам ехать немедленно дальше на запад. Шустов возвращался из Новониколаевска с кооперативного съезда и написал нам рекомендательное письмо в союз сибирских кооперативов Закупсбыт. По этому письму нас приняли на инструкторские курсы и устроили в общежитие.

Странное зрелище представляли собой жильцы этого общежития. Вместе с нами проживали и беженцы от большевиков из Самары, Симбирска, Казани. Они всячески ругали большевиков, изрыгали потоки лжи и клеветы, а мы вынуждены были молчать и уклоняться от споров на политические темы.

Нам очень хотелось знать, что делается в родном Забайкалье, и как бы в ответ на наше желание в Новониколаевск приехал С. П. Днепровский, наш земляк, большевик, забайкалец, вынужденный жить в Амурской области. Он работал в Амурском союзе кооперативов и приехал по делам в Закупсбыт.

Днепровский рассказал, что многим нашим землякам, бежавшим от Семенова, он помог устроиться в кооперативах на Амуре. Вскоре уехал обратно. Через два года нам опять придется встретиться, но уже далеко, на Амуре, и не в условиях тяжелого подполья, а на VIII съезде Советов Амурской области.

Однажды я зашел в столовую, сел за стол. Напротив меня сидел человек и изредка поглядывал на меня. Мне показалось знакомым его лицо. Мы узнали друг друга. Это — бывший заместитель председателя Забайкальского областного исполкома Совета депутатов Никитин. Он тоже скрывался в Новониколаевске. Позднее его арестовали и расстреляли. В Новониколаевске я встречался с большевиками-подпольщиками Бердниковой Е. В. и Антоном Бобра.

По окончании курсов меня с Силинским назначили инструкторами в Змеиногорский союз кооперативов на станцию Рубцовка Алтайской железной дороги.

Рубцовка являлась крупным торговым пунктом. Сюда тяготели горные волости Змеиногорского и некоторые степные районы Славгородского уездов. Здесь находились правление и склады Змеиногорского союза кооперативов. Знакомый с кооперацией по Забайкалью, я скоро освоился с ролью инструктора, и мне пришлась по душе эта живая, интересная работа. Постоянные разъезды, встречи с новыми людьми, а главное, — возможность наблюдения за настроениями широкого круга крестьян и сельской интеллигенции доставляли мне внутреннее удовлетворение и отвлекали от тяжелых размышлений о поражении Советов в Сибири и родном Забайкалье. Верилось, что это торжество буржуазно-военной диктатуры Колчака — временное явление, что, в конечном счете, революция победит.

Я внимательно изучал политические настроения людей, с которыми встречался. Конечно, с большими предосторожностями. Члены правления, счетоводы кооперативов, с которыми мне прежде всего приходилось беседовать, особенно не стеснялись в своих высказываниях о власти. В первое время часто можно было слышать, как ругали и большевиков и Колчака. Но вскоре Колчак объявил мобилизацию лошадей и людей, увеличил налоги, и люди стали больше ругать Колчака. Сибирские крестьяне-бедняки, а за ними и середняки начинали просыпаться. Крестьянские восстания в Шемонаихе Змеиногорского уезда и Чернодольское в Славгородском уезде вызвали посылку карательных отрядов. А бесчинства карателей, в свою очередь, породили взрыв ненависти и подъем революционного движения крестьян, позднее вылившегося в массовые вооруженные восстания и в организацию партизанских отрядов. Но процесс этот проходил медленно и проявлялся в различных формах.

Весной 1919 года я был назначен заведующим организационно-инструкторским отделом Змеиногорского союза кооперативов. П. И. Силинский уехал из Рубцовки в Иркутскую губернию. Я почувствовал себя одиноким. Мне не с кем было поговорить по душам. Жестокий террор все усиливался. Шли аресты заподозренных в сочувствии большевикам. По Алтайской железной дороге часто проходили вагоны с эмблемой смерти и надписью: «С нами бог и атаман Анненков». Арестованных увозили в этих вагонах и расстреливали. Но вскоре, по моему предложению из Новониколаевска, в Рубцовку приехал молодой большевик Антон Бобра, с которым я встречался в Новониколаевске. Я устроил его на работу в союзе кооперативов в качестве практиканта. Бобра — хороший товарищ, всегда готовый вступить в драку с политическими противниками. Как часто мне приходилось сдерживать его порывы! В разъездах по сельским кооперативам и дорогой мы с Бобра отводили душу в откровенных беседах. Позднее в Рубцовку приехал из Омска еще один большевик — И. Е. Кантышев, скрывавшийся под фамилией Яковлева. С ним я познакомился тоже в Новониколаевске на кооперативных курсах. Его по окончании курсов послали на работу в Кольчугино Томской губернии. Там он участвовал в восстании рабочих-шахтеров против Колчака и после подавления восстания был вынужден бежать. Он тоже устроился в союз инструктором, и нас, большевиков, уже стало трое.